Иван Ефремов
ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ (часть 2)
Роман
======================================================================
Квинтэссенцией социальных и философских размышлений Ефремова о
далеком будущем, стал масштабный и беспрецедентный в советской
литературе роман "Туманность Андромеды".
======================================================================
( Продолжение )
Глава шестая
ЛЕГЕНДА СИНИХ СОЛНЦ
Из каюты-госпиталя вышли врач Лума Ласви и биолог Эон Тал. Эрг
Hoop рванулся вперед.
- Низа?
- Жива, но...
- Умирает?
- Пока нет. Находится в жестоком параличе. Захвачены все стволы
спинного мозга, парасимпатическая система(40), ассоциативные центры и
центры чувств. Дыхание чрезвычайно замедленно, но равномерно. Сердце
работает - один удар в сто секунд. Это не смерть, но полный
коллапс(41), который может длиться неопределенное время.
- Сознание и мучения исключены?
- Исключены.
- Абсолютно? - Взгляд начальника был требователен и остр, но врач
не смутилась.
- Абсолютно!
Эрг Hoop вопросительно посмотрел на биолога. Тот утвердительно
кивнул.
- Что думаете делать?
- Поддерживать в равномерной температуре, абсолютном покое,
слабом свете. Если коллапс не будет прогрессировать, то... не все ли
равно - сон... пусть до Земли... Тогда - в Институт Нервных Токов.
Поражение нанесено каким-то видом тока. Скафандр оказался пробитым в
трех местах. Хорошо, что она почти не дышала!
- Я заметил отверстия и залепил их своим пластырем, - сказал
биолог.
Эрг Hoop с безмолвной благодарностью пожал ему руку выше локтя.
- Только... - начала Лума, - лучше поскорее уйти от повышенной
тяжести... И в то же время опасно не столько ускорение отлета, сколько
возвращение к нормальной силе тяжести.
- Понимаю: вы боитесь, что пульс еще более замедлится. Но ведь
это не маятник, ускоряющий свои качания в усиленном гравитационном
поле?
- Ритм импульсов организма подчиняется, в общем, тем же законам.
Если удары сердца замедлятся хотя бы вдвое - двести секунд, тогда
кровоснабжение мозга станет недостаточным, и...
Эрг Hoop задумался так глубоко, что забыл об окружающих, очнулся
и глубоко вздохнул.
Его сотрудники терпеливо ждали.
- Нет ли выхода в том, чтобы подвергнуть организм повышенному
давлению в обогащенной кислородом атмосфере? - осторожно спросил
начальник и уже по довольным улыбкам Лумы Ласви и Эона Тала понял, что
мысль правильна.
- Насытить кровь газом при большем парциальном давлении(42) -
замечательно... Конечно, мы примем меры против тромбоза(43), и тогда
пусть один удар в двести секунд. Потом выровняется...
Эон показал крупные белые зубы под черными усами, и сразу его
суровое лицо стало молодым и бесшабашно-веселым.
- Организм останется бессознательным, но живым, - облегченно
сказала Лума. - Мы пойдем готовить камеру. Я хочу использовать большую
силиколловую витрину, взятую для Зирды. Туда поместится плавающее
кресло, которое мы превратим в постель на время отлета. После снятия
ускорения устроим Низу окончательно.
- Как только приготовитесь, сообщите в пост. Мы не станем
задерживаться лишней минуты. Довольно тьмы и тяжести черного мира!..
Люди заспешили в разные отсеки корабля, как кто мог борясь с
гнетом черной планеты.
Победной мелодией загремели сигналы отлета.
С еще никогда не испытанным чувством полного и отрешенного
облегчения люди погружались в мягкие объятия посадочных кресел. Но
взлет с тяжелой планеты - это трудное и опасное дело. Ускорение для
отрыва корабля находилось на пределе человеческой выносливости, и
ошибка пилота могла привести к общей гибели.
С сокрушительным ревом планетарных двигателей Эрг Hoop повел
звездолет по касательной к горизонту. Рычаги гидравлических кресел
вдавливались все глубже под нарастающей тяжестью. Вот-вот рычаги
дойдут до упора, и тогда под прессом ускорения, как на наковальне,
изломятся хрупкие человеческие кости. Руки начальника экспедиции,
лежавшие на кнопках приборов, стали неподъемно тяжелыми. Но сильные
пальцы работали, и "Тантра", описывая гигантскую пологую дугу,
поднималась все выше из густой тьмы к прозрачной черноте
бесконечности. Эрг Hoop не отрывал глаз от красной полосы
горизонтального уравнителя - она качалась в неустойчивом равновесии,
показывая, что корабль готов перейти из подъема на спуск по дуге
падения. Тяжкая планета еще не выпустила "Тантру" из своего плена. Эрг
Hoop решил включить анамезонные моторы, способные поднять звездолет с
любой планеты. Звенящая вибрация заставила содрогнуться корабль.
Красная полоса поднялась на десяток миллиметров от линии нуля. Еще
немного...
Сквозь перископ верхнего обзора корпуса начальник экспедиции
увидел, как "Тантра" покрылась тонким слоем голубоватого пламени,
медленно стекавшим к корме корабля. Атмосфера пробита! В пустоте
пространства по закону сверхпроводимости остаточные электротоки
струились прямо по корпусу корабля.
Звезды опять заострились иглами, и "Тантра", освободившись,
улетала все дальше от грозной планеты. С каждой секундой уменьшалось
бремя тяготения. Легче и легче становилось тело. Запел аппарат
искусственной гравитации, и его обычное земное напряжение после
бесконечных дней жизни под прессом черной планеты показалось
неописуемо малым. Люди вскочили с кресел. Ингрид, Лума и Эон
выделывали труднейшие па фантастического танца. Но скоро пришла
неизбежная реакция, и большая часть экипажа погрузилась в короткий сон
временного отдыха. Бодрствовали только Эрг Hoop, Пел Лин, Пур Хисс и
Лума Ласви. Следовало рассчитать временный куре звездолета и, описав
гигантскую дугу, перпендикулярную к плоскости обращения всей системы
звезды Т, миновать ее ледяной и метеоритный пояса. После этого можно
было разогнать корабль до нормальной субсветовой скорости и приступить
к длительной работе определения истинного курса.
Врач наблюдала за состоянием Низы после взлета и возвращения к
нормальной для землянина силе тяжести. Вскоре ей удалось успокоить
всех сообщением, что паузы между ударами пульса равны ста десяти
секундам. При повышении кислородного режима это не было гибелью. Лума
Ласви предполагала обратиться к тиратрону(44) - электронному
возбудителю деятельности сердца и нейросекреторным стимуляторам(45).
Пятьдесят пять часов ныли стены корабля от вибрации анамезонных
моторов, пока счетчики не показали скорости в девятьсот семьдесят
миллионов километров в час - близко к пределу безопасности. Расстояние
от железной звезды за земные сутки увеличивалось больше чем на
двадцать миллиардов километров. Трудно передать облегчение,
испытывавшееся всеми тринадцатью путешественниками после тяжелых
испытаний: убитой планеты, погибшего "Альграба" и, наконец, ужасного
черного солнца. Радость освобождения оказалась неполной: четырнадцатый
член экипажа - юная Низа Крит недвижно лежала в полусне-полусмерти в
отгороженном отделении госпитальной каюты...
Пять женщин корабля - Ингрид, Лума, второй электронный инженер,
геолог и учительница ритмической гимнастики Ионе Map, исполнявшая еще
обязанности распределителя питания, воздушного оператора и коллектора
научных материалов, - собрались словно на древний похоронный обряд.
Тело Низы, полностью освобожденное от одежды, промытое специальными
растворами ТМ и АС, уложили на толстом ковре, сшитом вручную из
мягчайших губок Средиземного моря. Ковер поместили на воздушный
матрац, заключили в круглый купол из розоватого силиколла. Точный
прибор - термобарооксистат(46) - мог годами поддерживать нужную
температуру, давление и режим воздуха внутри толстого колпака. Мягкие
резиновые выступы удерживали Низу в одном положении, изменять которое
врач Лума Ласви собиралась один раз в месяц. Больше всего следовало
опасаться омертвевших пролежней, возможных при абсолютной
неподвижности. Поэтому Лума решила установить надзор за телом Низы и
отказалась на первые год-два предстоящего пути от продолжительного
сна. Каталептическое состояние Низы не проходило. Единственно, чего
удалось добиться Луме Ласви, - это учащения пульса до удара в минуту.
Как ни мало было такое достижение, оно позволяло устранить вредное для
легких насыщение кислородом.
Прошло четыре месяца. Звездолет шел по истинному, точно
вычисленному курсу, в обход района свободных метеоритов. Экипаж,
измученный приключениями и непосильной работой, погрузился в
семимесячный сон. На этот раз бодрствовало не три, а четыре человека -
к дежурным Эргу Ноору с Пур Хиссом присоединились врач Лума Ласви и
биолог Эон Тал.
Начальник экспедиции, вышедший из труднейшего положения, в какое
когда-либо попадали звездолеты Земли, чувствовал себя одиноко. Впервые
четыре года пути до Земли показались ему бесконечными. Он не собирался
обманывать самого себя - потому что только на Земле он мог надеяться
на спасение своей Низы.
Он долго откладывал то, что сделал бы на следующий день отлета, -
просмотр электронных стереофильмов с "Паруса". Эргу Ноору хотелось
вместе с Низой увидеть и услышать первые вести прекрасных миров,
планет синей звезды, летних ночей Земли. Чтобы Низа вместе с ними
пришла к осуществлению самых смелых романтических грез прошлого и
настоящего - открытию новых звездных миров - будущих дальних островов
человечества...
Фильмы, снятые в восьми парсеках от Солнца восемьдесят лет тому
назад, пролежавшие в открытом корабле на черной планете Т-звезды,
сохранились превосходно. Полушаровой стереоэкран унес четырех зрителей
"Тантры" туда, где сияла высоко над ними голубая Вега.
Быстро сменялись короткие сюжеты - вырастало ослепительное
голубое светило, и шли небрежные минутные кадры из жизни корабля.
Работал за вычислительной машиной неслыханно молодой
двадцативосьмилетний начальник экспедиции, вели наблюдения еще более
молодые астрономы. Вот обязательные ежедневные спорт и танцы,
доведенные членами экспедиции до акробатического совершенства.
Насмешливый голос пояснил, что первенство на всем пути к Веге
оставалось за биологом. Действительно, эта девушка с короткими
льняными волосами показывала труднейшие упражнения и невероятные
изгибы своего великолепно развитого тела.
При взгляде на яркие, совсем реальные изображения гемисферного
экрана, сохранившего нормальные световые оттенки, забывалось, что эти
веселые, энергичные молодые астролетчики давно пожраны гнусными
чудовищами железной звезды.
Скупая летопись жизни экспедиции быстро промелькнула. Усилители
света в проекционном аппарате начали жужжать - так яростно горело
фиолетовое светило, что даже здесь, в его бледном отражении, оно
заставило людей надеть защитные очки. Звезда почти в три раза больше
Солнца по диаметру и по массе колоссальная, сильно сплюснутая, бешено
вращающаяся с экваториальной скоростью триста километров в секунду.
Шар неописуемо яркого газа с поверхностной температурой в одиннадцать
тысяч градусов, распростерший на миллионы километров крылья
жемчужно-розового огня. Казалось, что лучи Веги ощутимо били и давили
все попадавшееся на их пути, летели в пространство могучими копьями в
миллионы километров длиной. В глубине их сияния скрывалась ближайшая к
синей звезде планета. Но туда, в этот океан огня, не мог окунуться
никакой корабль Земли или ее соседей по Кольцу. Зрительная проекция
сменилась голосовым докладом о сделанных наблюдениях, и на экране
возникли полупризрачные линии стереометрических чертежей, показывавших
расположение первой и второй планет Веги. "Парус" не смог приблизиться
даже ко второй планете, удаленной от звезды на сто миллионов
километров.
Чудовищные протуберанцы(47) вылетали из глубин океана прозрачного
фиолетового пламени - звездной атмосферы, протягивались в пространство
всесжигающими руками. Так велика была энергия Веги, что звезда
излучала свет наиболее сильных квант(48) - фиолетовой и невидимой
части спектра. Даже в защищенных тройным фильтром человеческих глазах
она вызывала страшное ощущение призрачности, почти невидимого, но
смертельно опасного фантома... Пролетали световые бури, преодолевая
тяготение звезды. Их дальние отголоски опасно толкали и раскачивали
"Парус". Счетчики космических лучей и других видов жестких излучений
отказались работать. Внутри надежно защищенного корабля стала
нарастать опасная ионизация. Можно было только догадываться о
неистовстве лучистой энергии, чудовищным потоком устремлявшейся в
пустоту пространства, там, за стенами корабля, о квинтиллионах
киловатт бесполезно расточаемой мощности.
Начальник "Паруса" осторожно подвел звездолет к третьей планете -
большой, но одетой лишь тонкой прозрачной атмосферой. Видимо, огненное
дыхание синей звезды согнало прочь покров легких газов, длинным, слабо
сиявшим хвостом тянувшийся за планетой по ее теневой стороне.
Разрушительные испарения фтора, яд окиси углерода, мертвая плотность
инертных газов - в этой атмосфере ничто земное не просуществовало бы и
секунды.
Из недр планеты выпирали острые пики, ребра, отвесные иззубренные
стены красных, как свежие раны, черных, как бездны, каменных масс. На
обдутых бешеными вихрями плоскогорьях из вулканических лав виднелись
трещины и провалы, источавшие раскаленную магму и казавшиеся жилами
кровавого огня.
Высоко взвивались густые облака пепла, ослепительно голубые на
освещенной стороне, непроницаемо черные на теневой. Исполинские молнии
в тысячи километров длиной били по всем направлениям, свидетельствуя
об электрической насыщенности мертвой атмосферы.
Грозный фиолетовый призрак огромного солнца, черное небо,
наполовину скрытое сверкающей короной жемчужного сияния, а внизу, на
планете, - алые контрастные тени на диком хаосе скал, пламенные
борозды, извилины и круги, непрерывное сверкание зеленых молний...
Стереотелескопы передали, а электронные фильмы записали это с
бесстрастной, нечеловеческой точностью.
Но за приборами стояло живое чувство путешественников - протест
разума против бессмысленных сил разрушения и нагромождения косной
материи, сознание враждебности этого мира неистовствующего
космического огня. И, загипнотизированные зрелищем, четверо людей
обменялись одобрительными взглядами, когда голос сообщил, что "Парус"
идет на четвертую планету.
Через несколько секунд под килевыми телескопами корабля уже росла
последняя, краевая планета Веги, размерами близкая к Земле. "Парус"
круто снижался. Очевидно, путешественники решили во что бы то ни стало
исследовать последнюю планету, последнюю надежду на открытие мира,
пусть не прекрасного, но хотя бы годного для жизни.
Эрг Hoop поймал себя на том, что он мысленно произнес эти
уступительные слова: "хотя бы". Вероятно, так же шли и мысли тех, кто
управлял "Парусом" и осматривал поверхность планеты в мощные
телескопы.
"Хотя бы!.." В этих трех слогах заключалось прощание с мечтой о
прекрасных мирах Веги, о находке жемчугов-планет на дне просторов
Вселенной, во имя чего люди Земли пошли на добровольное
сорокапятилетнее заключение в звездолете и больше чем на шестьдесят
лет покинули родную планету.
Но, увлеченный зрелищем, Эрг Hoop не сразу подумал об этом. В
глубине полусферического экрана он мчался над поверхностью безмерно
далекой планеты. К настоящему горю путешественников, тех - погибших -
и этих - живых, планета оказалась похожей на знакомого с детства
ближайшего соседа в солнечной системе - Марса. Та же тонкая прозрачная
газовая оболочка с черновато-зеленым, всегда безоблачным небом, та же
ровная поверхность пустынных материков с грядами развалившихся гор.
Только на Марсе царствовал обжигающий холод ночи и резкая смена
дневных температур. Там были мелкие, похожие на гигантские лужи
болота, испарявшиеся почти до полной сухости, был скудный, редкостный
дождь или иней, ничтожная жизнь омертвелых растений и странных, вялых,
зарывавшихся в землю животных.
Здесь ликующий пламень голубого солнца нагревал планету так, что
она вся дышала жаром самых знойных пустынь Земли. Водяные пары в
ничтожном количестве поднимались в верхние слои воздушной оболочки, а
огромные равнины затенялись лишь вихрями тепловых токов, непрерывно
возмущавших атмосферу. Планета вращалась быстро, как и все остальные.
Ночное охлаждение рассыпало горные породы в море песка. Песок,
оранжевый, фиолетовый, зеленый, голубоватый или слепяще-белый,
затоплял планету огромными пятнами, издалека казавшимися морями или
зарослями выдуманных растений. Цепи разрушенных гор, более высоких,
чем на Марсе, но столь же мертвых, были покрыты блестящей черной или
коричневой корой. Синее солнце с его могучим ультрафиолетовым
излучением разрушало минералы, испаряло легкие элементы.
Светлые песчаные равнины, казалось, излучали само пламя. Эрг Hoop
припомнил, что в старину, когда учеными было не большинство населения
Земли, а лишь ничтожная по численности группа людей, среди писателей и
художников распространились мечты о людях иных планет,
приспособившихся к жизни в повышенной температуре. Это было поэтично и
красиво, подымало веру в могущество человеческой природы. Люди в
огненном дыхании планет голубых солнц, встречающие своих земных
собратьев!.. Большое впечатление на многих, в том числе и на Эрга
Ноора, произвела картина в музее восточного центра южного жилого
пояса: туманящаяся на горизонте равнина пламенного алого песка, серое
горящее небо, и под ним - безликие человеческие фигуры в тепловых
скафандрах, отбрасывающие невероятно резкие черно-синие тени. Они
застыли в очень динамичных, полных изумления позах перед углом
какого-то металлического сооружения, раскаленного чуть не добела.
Рядом - обнаженная женщина с распущенными красными волосами. Светлая
кожа сияет в слепящем свете еще сильнее песков, лиловые и малиновые
тени подчеркивают каждую линию, высокой и стройной фигуры, стоящей как
знамя победы жизни над силами космоса.
Смелая, но совершенно нереальная мечта, противоречащая всем
законам биологического развития, теперь, в эпоху Кольца, познанным
гораздо глубже, чем во времена, когда была написана картина.
Эрг Hoop вздрогнул, когда поверхность планеты на экране ринулась
навстречу. Неведомый пилот повел "Парус" на снижение. Совсем близко
поплыли песчаные конусы, черные скалы, россыпи каких-то сверкавших
зеленых кристаллов. Звездолет методически вил спираль облета планеты
от одного полюса к другому. Никакого признака воды и хотя бы самой
примитивной растительной жизни. Опять "хотя бы"!..
Появилась тоска одиночества, затерянности корабля в мертвых
далях, во власти пламенной синей звезды... Эрг Hoop чувствовал, как
свою, надежду тех, кто снимал фильм, наблюдая планету в поисках хотя
бы прошлой жизни. Как знакомы каждому, кто летал на пустые, мертвые
планеты без воды и атмосферы, эти напряженные поиски мнимых развалин,
остатков городов и построек в случайных формах трещин и отдельностей
безжизненных скал, в обрывах мертвых, никогда не знавших жизни гор!
Быстро бежала на экране сожженная, развеиваемая буйными вихрями,
лишенная всяких следов тени земля далекого мира. Эрг Hoop, осознавший
крушение давней мечты, силился сообразить, как могло родиться неверное
представление о сожженных мирах синей звезды.
- Наши земные братья будут разочарованы, когда узнают, - тихо
сказал биолог, близко придвинувшийся к начальнику. - Много тысячелетий
миллионы людей Земли смотрели на Вегу. В летние ночи Севера все
молодые, любившие и мечтавшие, обращали взоры на небо. Летом Вега,
яркая и синяя, стоит почти в зените - разве можно было не любоваться
ею? Уже тысячи лет назад люди знали довольно много о звездах. По
странному направлению мысли они не подозревали, что планеты
образовывались почти у каждой медленно вращавшейся звезды с сильным
магнитным полем, подобно спутникам, имеющимся почти у каждой планеты.
Они не знали об этом законе, но мечтали о собратьях на других мирах и
прежде всего на Веге - синем солнце. Я помню переводы красивых стихов
о полубожественных людях с синей звезды с какого-то из древних языков.
- Я мечтал о Веге после сообщения "Паруса", - повернулся к Эону
Талу начальник. - Теперь ясно, что тысячелетняя тяга к дальним и
прекрасным мирам закрыла глаза и мне и множеству мудрых и серьезных
людей.
- Как вы теперь расшифруете сообщение "Паруса"?
- Просто. "Четыре планеты Веги совершенно безжизненны. Ничего нет
прекраснее нашей Земли. Какое счастье будет вернуться!"
- Вы правы! - воскликнул биолог. - Почему раньше это не пришло в
голову?
- Может быть, и приходило, но не нам, астролетчикам, да, пожалуй,
и не Совету. Но это делает нам честь - смелая мечта, а не скептическое
разочарование побеждает в жизни!
На экране облет планеты закончился. Последовали записи
станции-робота, сброшенного для анализа условий на поверхности
планеты. Затем раздался сильнейший взрыв - это сбросили геологическую
бомбу(49). До звездолета достигло гигантское облако минеральных
частиц. Завыли насосы, забирая пыль в фильтрах боковых всасывающих
каналов. Несколько проб минерального порошка из песков и гор сожженной
планеты заполнили силиколловые пробирки, а воздух верхних слоев
атмосферы - кварцевые баллоны. "Парус" отправился назад в
тридцатилетний путь, преодолеть который ему не было суждено. Теперь
его земной товарищ несет людям все, что с таким трудом, терпением и
отвагой удалось добыть погибшим путешественникам...
Продолжение записей - шесть катушек наблюдений - подлежало
специальному изучению астрономами Земли и передаче наиболее
существенного по Великому Кольцу.
Просматривать фильмы о дальнейшей судьбе "Паруса" - тяжелой
борьбе с аварией и звездой Т, а особенно трагическую последнюю
звукокатушку, - никому не захотелось. Слишком еще были сильны
собственные переживания. Решили отложить просмотр до очередной побудки
всего экипажа. Перегруженные впечатлениями, дежурные разошлись
отдохнуть, оставив начальника в центральном посту.
Эрг Hoop более не думал о сокрушенной мечте. Он пытался оценить
те горькие крохи знания, которые удастся принести человечеству ценой
таких усилий и жертв двум экспедициям - его и "Паруса". Или достижения
горьки только от большого разочарования?
Эрг Hoop впервые подумал о прекрасной родной планете как о
неисчерпаемом богатстве человеческих душ, утонченных и любознательных,
освобожденных от тяжких забот и опасностей природы или примитивного
общества. Прежние страдания, поиски, неудачи, ошибки и разочарования
остались и теперь, в эпоху Кольца, но они перенесены в высший план
творчества в знании, искусстве, строительстве. Только благодаря знанию
и творческому труду Земля избавлена от ужасов голода, перенаселения,
заразных болезней, вредных животных. Спасена от истощения топлива,
нехватки полезных химических элементов, преждевременной смерти и
слабости людей. И те крохи знания, что принесет с собой "Тантра", тоже
вклад в могучую лавину мысли, с каждым десятилетием совершающую новый
шаг вперед в устройстве общества и познании природы!
Эрг Hoop открыл сейф путевого журнала "Тантры" и вынул коробку с
металлом от спирального звездолета с черной планеты. Тяжелый кусок
яркой небесной голубизны плотно улегся на ладони. Эрг Hoop знал, что
на родной планете и ее соседях в солнечной системе и ближайших звездах
такого металла нет. Это еще одно, пожалуй, самое важное сообщение,
помимо вести о гибели Зирды, которое они доставят Земле и Кольцу...
Железная звезда очень близка к Земле, посещение черной планеты
специально подготовленной экспедицией теперь, после опыта "Паруса" и
"Тантры", будет не столь опасно, какой бы набор черных крестов и медуз
ни существовал в этой вечной тьме. Спиральный звездолет они вскрыли
неудачно. Если бы они имели время хорошенько обдумать предприятие, то
еще тогда поняли бы, что гигантская спиральная труба является частью
двигательной системы звездолета.
Снова в памяти начальника экспедиции возникли события последнего
рокового дня. Низа, распростершаяся щитом поперек него, беспомощно
упавшего вблизи чудовища. Недолго цвело ее юное чувство, соединившее в
себе героическую преданность древних женщин Земли с открытой и умной
отвагой современной эпохи...
Пур Хисс неслышно возник позади, чтобы заменить начальника на
дежурстве. Эрг Hoop вышел в библиотеку-лабораторию, но не направился в
коридор центрального отсека к спальням, а открыл тяжелую дверь
госпитальной каюты.
Рассеянный свет земного дня поблескивал на силиколловых шкафах с
лекарствами и инструментами, отражался от металла рентгеновской
аппаратуры, приборов искусственного кровообращения и дыхания.
Начальник экспедиции отстранил доходивший до потолка плотный занавес и
вошел в полумрак. Слабое освещение, похожее на лунное, становилось
теплым в розовом хрустале силиколла. Два тиратронных стимулятора,
включенных на случай внезапного коллапса, едва слышно пощелкивали,
поддерживая биение сердца парализованной. Внутри колпака, в
розовато-серебряном свете, неподвижно вытянувшаяся Низа казалась
погруженной в спокойный, счастливый сон. Много поколений здоровой,
чистой и сытой жизни предков отточили до высокого художественного
совершенства гибкие и сильные линии тела женщины - самого прекрасного
создания могучей жизни Земли. Люди давно знали, что их уделом
оказалась очень богатая водой планета. Вода стимулировала обилие
растительной жизни, а та создала огромные запасы свободного кислорода.
Тогда разлилась буйным потоком животная жизнь, многие сотни миллионов
лет проходившая постепенное совершенствование, пока не появилось
мыслящее существо - человек. Гигантский исторический опыт развития
жизни на планетных системах бесчисленных миров показал, что чем
труднее и дольше был слепой эволюционный путь отбора, тем прекраснее
получались формы высших, мыслящих существ, тем тоньше была разработана
целесообразность их приспособления к окружающим условиям и требованиям
жизни, та целесообразность, которая и есть красота.
Все существующее движется и развивается по спиральному пути. Эрг
Hoop зримо представил себе эту величайшую спираль всеобщего
восхождения в применении к жизни и обществу людей. Впервые он понял с
поражающей ясностью, что чем труднее условия жизни и работы организмов
как биологических машин, чем тяжелее путь развития общества, тем туже
скручена спираль восхождения и ближе друг к другу ее "витки" -
следовательно, тем медленнее проходит процесс и стандартнее, более
похожи друг на друга возникающие формы.
Он не прав в своей погоне за дивными планетами синих солнц и
неверно учил Низу! Полет к новым мирам не ради поисков и открытия
каких-то ненаселенных, случайно устроившихся само собою планет, а
осмысленная шаг за шагом поступь человечества по всему рукаву
Галактики, победным шествием знания и красоты жизни... такой, как
Низа...
С внезапной тяжелой тоской Эрг Hoop опустился на колени перед
силиколловым саркофагом Низы. Дыхание девушки не было заметно, ресницы
бросали лиловые полоски теней под плотно закрытыми веками, сквозь чуть
приоткрытые губы поблескивала белизна зубов. На левом плече, на руке у
локтя и у основания шеи виднелись бледные синеватые пятна - места
ударов зловредного тока.
- Видишь ли ты, помнишь ли ты что-нибудь в своем сне? -
мучительно спрашивал Эрг Hoop в порыве большого горя, чувствуя, как
становится мягче воска его воля, как стесняется дыхание и сжимается
горло.
Начальник экспедиции стиснул переплетенные пальцы рук так, что
они посинели, пытаясь передать Низе свои мысли, страстный призыв к
жизни и счастью. Но рыжекудрая девушка оставалась неподвижной, точно
статуя розового мрамора, с тончайшим совершенством воспроизведшая
живую модель.
Врач Лума Ласви тихо вошла в госпиталь и почувствовала чье-то
присутствие. Осторожно откинув занавес, она увидела
коленопреклоненного начальника, неподвижного, словно памятник тем
миллионам мужчин, которым приходилось оплакивать своих возлюбленных.
Не в первый раз заставала она Эрга Ноора здесь, и острая жалость
шевельнулась в ее душе. Эрг Hoop хмуро поднялся. Лума быстро подошла к
нему и, волнуясь, прошептала:
- Мне надо поговорить с вами.
Эрг Hoop кивнул и, отстранив рукой занавеску, вошел,
прищуриваясь, в переднее отделение госпиталя. Он не сел на
предложенный Лумой стул, а остался стоять, прислонившись к стойке
грибовидного излучателя. Лума Ласви вытянулась перед ним во весь свой
небольшой рост, стараясь казаться выше и значительнее для предстоящего
разговора. Взгляд начальника дал ей подготовиться.
- Вы знаете, - неуверенно начала она, - что современная
неврология проникла в процесс возникновения эмоций в сознательной и
подсознательной областях психики. Подсознание уступает воздействию
тормозящих лекарств через древние области мозга, ведающие химической
регуляцией организма, в том числе и нервной системы и отчасти высшей
нервной деятельности.
Эрг Hoop поднял брови. Лума Ласви почувствовала, что говорит
слишком подробно и длинно.
- Я хочу сказать, что медицина владеет возможностью воздействия
на те мозговые центры, которые ведают сильными переживаниями. Я могла
бы...
Понимание вспыхнуло в глазах Эрга Ноора и отразилось в беглой
улыбке.
- Вы предлагаете воздействовать на мою любовь, - быстро спросил
он, - и тем самым избавить меня от страдания?
Врач наклонила голову.
Эрг Hoop благодарно протянул руку и отрицательно покачал головой.
- Я не отдам своего богатства чувств, как бы они ни заставляли
меня страдать. Страдание, если оно не выше сил, ведет к пониманию,
понимание - к любви так замыкается круг. Вы добры, Лума, но не надо!
И с обычной стремительностью начальник скрылся за дверью.
Торопясь, как во время аварии, электронные инженеры и механики
вновь, после тринадцати лет, устанавливали в центральном посту и в
библиотеке экраны ТВФ земных передач. Звездолет вошел в зону, в
которой становился возможен прием рассеянных атмосферой радиоволн
мировой сети Земли.
Голоса, звуки, формы и краски родной планеты ободряли
путешественников и в то же время возбуждали их нетерпение -
длительность космических путей становилась все более невыносимой.
Звездолет звал искусственный спутник 57 на обычной волне дальних
космических рейсов, каждый час ожидая отклика этой могучей
передаточной станции связи Земли и космоса.
Наконец зов звездолета достиг Земли.
Весь экипаж бодрствовал, не отходя от приемников. Возвращение к
жизни после тринадцати земных и девяти зависимых лет отсутствия связи
с родиной! Люди с ненасытной жадностью встречали земные сообщения,
обсуждали по мировой сети новые важные вопросы, ставившиеся, как
обычно, любым желающим.
Так, случайно уловленное предложение почвоведа Хеба Ура вызвало
шестинедельную дискуссию и сложнейшие расчеты.
"Предложение Хеба Ура - обсуждайте!" - гремел голос Земли. "Все,
кто думал и работал в этом направлении, все, обладающие сходными
мыслями или отрицательными заключениями, - высказывайтесь!" Радостно
звучала для путешественников эта обычная формула широкого обсуждения.
Хеб Ур внес в Совет Звездоплавания предложение систематического
изучения доступных планет синих и зеленых звезд. По его мнению, это
особые миры мощных силовых излучений, которые могут химически
стимулировать инертные в земных условиях минеральные составы к борьбе
с энтропией, которая и есть жизнь. Особые формы жизни минералов, более
тяжелых, чем газы, будут активны в высоких температурах и неистовой
радиации звезд высших спектральных классов. Хеб Ур считал неудачу
экспедиции на Сириус, не обнаружившей там никаких следов жизни,
закономерной, поскольку эта быстро вращающаяся звезда была двойной и
не обладала мощным магнитным полем. Никто не спорил с Хебом Уром, что
двойные звезды не могли считаться образователями планетных систем
космоса, но суть предложения вызвала активное противодействие со
стороны экипажа "Тантры".
Астрономы экспедиции во главе с Эргом Ноором составили сообщение,
которое было послано как мнение первых людей, видевших Вегу в фильме,
снятом "Парусом".
И люди Земли с восхищением услышали голос, говоривший с
приближавшегося звездолета.
"Тантра" высказывается против посылки экспедиции по положениям
Хеба Ура. Голубые звезды действительно излучают такую массу энергии на
единицу поверхности своих планет, что она достаточна для жизни из
тяжелых соединений. Но любой живой организм - это фильтр и плотина
энергии, противодействующая второму закону термодинамики или энтропии
путем создания структуры, путем великого усложнения простых
минеральных и газовых молекул. Такое усложнение может возникнуть
только в процессе исторического развития огромной длительности -
следовательно, при длительном постоянстве физических условий. Как раз
постоянства условий нет на планетах высокотемпературных звезд, быстро
разрушающих сложные соединения в порывах и вихрях мощнейших излучений.
Там нет ничего длительно существующего, да и не может быть, несмотря
на то, что минералы приобретают наиболее стойкое кристаллическое
строение с кубической атомной решеткой.
По мнению "Тантры", Хеб Ур повторяет одностороннее суждение
древних астрономов, не понявших динамики развития планет. Каждая
планета теряет свои легкие вещества, уносящиеся в пространство и
рассеивающиеся. Особенно сильная потеря легких элементов идет при
сильном нагреве и лучевом давлении синих солнц.
"Тантра" приводила перечень примеров и кончала утверждением, что
процесс "утяжеления" планет у голубых звезд не допускает образования
жизненных форм.
Спутник 57 передал возражение ученых звездолета прямо в
обсерваторию Совета.
В конце концов настала минута, которую с таким нетерпением ждали
Ингрид Дитра и Кэй Бэр, как, впрочем, и все без исключения члены
экспедиции. "Тантра" начала замедлять субсветовую скорость полета и
миновала ледяной пояс солнечной системы, приближаясь к станции
звездолетов на Тритоне. Такая скорость больше не была нужна - отсюда,
со спутника Нептуна, "Тантра", летящая со скоростью девятьсот
миллионов километров в час, достигла бы Земли меньше чем за пять
часов. Однако разгон звездолета требовал столько времени, что корабль,
начав полет с Тритона, миновал бы Солнце и удалился бы от него на
огромное расстояние.
Чтобы не расходовать драгоценный анамезон и не обременять корабли
громоздким оборудованием, внутри системы летали на ионных
планетолетах. Скорость их не превышала восьмисот тысяч километров в
час для внутренних планет и двух с половиной миллионов для самых
удаленных внешних. Обычный путь от Нептуна до Земли занимал два с
половиной - три месяца.
Тритон - очень крупный спутник, лишь немного уступавший в
размерах гигантским третьему и четвертому спутникам Юпитера - Ганимеду
и Каллисто и планете Меркурий. Поэтому он обладал тонкой атмосферой,
главным образом из азота и углекислоты.
Эрг Hoop посадил звездолет на полюсе Тритона в указанном месте,
поодаль от широких куполов здания станции. На уступе плоскогорья,
около обрыва, пронизанного подземными помещениями, сверкало стеклами
здание карантинного санатория. Здесь, в полной изоляции от всех других
людей, путешественникам предстояло провести пятинедельный карантин. За
этот срок искусные врачи тщательно проверяют их тела, в которых могла
бы гнездиться какая-нибудь новая инфекция. Опасность была слишком
велика, чтобы пренебрегать ею. Поэтому все, кто садился на другие,
хотя бы ненаселенные, планеты, неизбежно подвергались этой процедуре,
как бы долго ни продолжалось их пребывание на звездолете. Сам корабль
внутри тоже исследовался учеными санатория, прежде чем станция давала
разрешение на вылет к Земле. Для давно освоенных человечеством планет,
как Венера, Марс и некоторые астероиды, карантин проводился на их
станциях перед вылетом.
Пребывание в санатории переносилось легче, чем в звездолете.
Лаборатории для занятий, концертные залы, комбинированные ванны из
электричества, музыки, воды и волновых колебаний, ежедневные прогулки
в легких скафандрах по горам и окрестностям санатория. И, наконец,
связь с родной планетой, правда, не всегда регулярная, но как отрадно,
что сообщение может достигнуть Земли всего за пять часов!
Силиколловый саркофаг Низы со всеми предосторожностями перевезли
в санаторий. Эрг Hoop и биолог Эон Тал покинули "Тантру" последними.
Они ступали легко даже с утяжелителями, надетыми, чтобы не совершать
внезапных скачков из-за малой силы тяжести на этой планетке.
Погасли осветители, горевшие вокруг посадочного поля. Тритон
выходил на освещенную Солнцем сторону Нептуна. Как ни тускл был
сероватый свет, отраженный Нептуном, исполинское зеркало громадной
планеты, находившейся всего в трехстах пятидесяти тысячах километров
от Тритона, рассеивало тьму, создавая на спутнике светлые сумерки,
похожие на весенние сумерки высоких широт Земли. Тритон облетал вокруг
Нептуна навстречу вращению своей планеты с востока на запад почти за
шесть земных суток, и его "дневные" периоды длились около семидесяти
часов. За это время Нептун успевал четыре раза обернуться вокруг оси,
и сейчас тень спутника заметно бежала по туманному диску.
Почти одновременно начальник и биолог увидели небольшой корабль,
стоявший далеко от края плато. Это не был звездолет со вздутой задней
половиной и высокими гребнями равновесия. Судя по очень острому носу и
узкому корпусу, корабль должен был быть планетолетом, но отличался от
знакомых контуров этих кораблей толстым кольцом на корме и длинной
веретенообразной пристройкой наверху.
- Здесь, на карантине, еще корабль? - полувопросительно сказал
Эон. - Разве Совет изменил свое обыкновение?..
- Не посылать новых звездных экспедиций до возвращения прежних? -
отозвался Эрг Hoop. - Действительно, мы выдержали свои сроки, но
сообщение, которое мы должны были отправить с Зирды, запоздало на два
года.
- Может быть, это экспедиция на Нептун? - предположил биолог.
- Они прошли двухкилометровый путь до санатория и поднялись на
широкую террасу, отделанную красным базальтом. В черном небе ярче всех
звезд сверкал крохотный диск Солнца, видимый отсюда, с полюса медленно
вращающегося спутника. Жестокий стосемидесятиградусный мороз
чувствовался сквозь обогревающий скафандр как обычный холод земной
полярной зимы. Крупные хлопья снега из замерзшего аммиака или
углекислоты медленно падали сверху в неподвижной атмосфере, придавая
всей окрестности тихий покой земного снегопада.
Эрг Hoop и Эон Тал загипнотизированно смотрели на падение
снежинок, подобно далеким, жившим в умеренных широтах предкам, для
которых появление снега означало конец трудов земледельца. И этот
необычный снег тоже предвещал окончание их труда и путешествия.
Биолог, отвечая своим подсознательным чувствам, протянул руку
начальнику.
- Кончились наши приключения, и мы целы благодаря вам!
Эрг Hoop сделал резкий отстраняющий жест.
- Разве все целы? А я цел благодаря кому?
Эон Тал не смутился.
- Я уверен - Низа будет спасена! Здешние врачи хотят начать
лечение безотлагательно. Получена инструкция от самого Грим
Шара - руководителя лаборатории общих параличей.
- Известно, что это?
- Пока нет. Но ясно, что Низа поражена родом тока, который
изменяет химизм нервных узлов автономных систем. Понять, как
уничтожить его необычно длительное действие, - значит вылечить
девушку. Раскрыли же мы механизм стойких психических параличей,
столько столетий считавшихся неизлечимыми. Тут что-то похожее, но
вызванное внешним возбудителем. Когда произведут опыты над моими
пленниками - все равно, живы они или нет, - тогда и моя рука станет
служить мне снова!
Чувство стыда заставило нахмуриться начальника экспедиции. В
своем горе он забыл, как много сделал для него биолог. Неприлично для
взрослого человека! Он принял руку биолога, и оба ученых выразили
обоюдную симпатию в старинном мужском жесте.
- Вы думаете, что убийственные органы у черных медуз и у этой
крестообразной мерзости одного рода? - спросил Эрг Hoop.
- Не сомневаюсь. Тому порукой моя рука... - Биолог не заметил
случайного каламбура. - В накоплении и видоизменении электрической
энергии выразилось общее жизненное приспособление черных существ -
обитателей богатой электричеством планеты. Они - явные хищники, а тех,
кто служит их жертвами, мы пока не знаем.
- Но помните, что случилось с нами всеми, когда Низа...
- Это другое. Я долго думал об этом. С появлением страшного
креста раздался сломивший наше сознание инфразвук огромной силы. В
этом черном мире и звуки тоже черные, неслышимые. Угнетая сознание
инфразвуком, это существо потом действует родом гипноза, более
сильным, чем у наших, ныне вымерших, гигантских змей: например,
анаконды. Вот что едва не погубило нас, если бы не Низа...
Начальник экспедиции посмотрел на далекое Солнце, светящее сейчас
и на Земле. Солнце - вечную надежду человека еще с доисторического его
прозябания среди беспощадной природы. Солнце - олицетворение светлой
силы разума, разгоняющего мрак и чудовищ ночи. И радостная искра
надежды стала его спутником на остаток странствования...
Заведующий станцией Тритон явился в санаторий за Эргом Ноором.
Земля вызывала начальника экспедиции, а появление заведующего в
запретных помещениях карантина означало конец изоляции, возможность
окончить тринадцатилетнее путешествие "Тантры". Начальник экспедиции
скоро вернулся, еще более сосредоточенный, чем обычно.
- Вылетаем сегодня же. Меня попросили взять шесть человек с
планетолета "Амат", который оставляют здесь для освоения новых рудных
месторождений на Плутоне. Мы возьмем экспедицию и собранные ею на
Плутоне материалы.
Эта шестерка переоборудовала обычный планетолет и совершила
безмерно отважный подвиг. Они нырнули на дно преисподней, под густую
неоново-метановую атмосферу Плутона. Летели в бурях аммиачного снега,
ежесекундно опасаясь разбиться во тьме о колоссальные иглы прочного,
как сталь, водяного льда. Они сумели найти область, где выступали
обнаженные горы. Загадка Плутона наконец решена - эта планета не
принадлежит к нашей солнечной системе. Она захвачена ею во время пути
Солнца через Галактику. Вот почему плотность Плутона гораздо больше
всех других далеких планет. Странные минералы из совсем чужого мира
открыты исследователями. Но еще важнее, что на одном хребте обнаружены
следы почти нацело разрушенных построек, свидетельствующих о какой-то
невообразимо древней цивилизации. Добытые исследователями данные,
конечно, должны быть проверены. Разумная обработка строительных
материалов еще требует доказательств... Но налицо изумительный подвиг.
Я горжусь тем, что наш звездолет доставит героев на Землю, и горю
нетерпением услышать их рассказы. Карантин у них кончился три дня тому
назад... - Эрг Hoop смолк, утомившись длинной речью.
- Но ведь тут есть серьезное противоречие! - вскричал Пур Хисс.
- Противоречие - мать истины! - спокойно ответил астроному Эрг
Hoop старой пословицей. - Пора готовить "Тантру"!
Испытанный звездолет легко оторвался от Тритона и понесся по
гигантской дуге, перпендикулярной к плоскости эклиптики. Прямой путь к
Земле был невозможен: любой корабль погиб бы в широком поясе
метеоритов и астероидов - осколков разбитой планеты Фаэтона, когда-то
существовавшей между Марсом и Юпитером и разорванной тяготением
гиганта солнечной системы.
Эрг Hoop набирал ускорение. Он не собирался везти героев на Землю
положенные семьдесят два дня, а решил, пользуясь колоссальной силой
звездолета, при минимальном расходе анамезона, дойти за пятьдесят
часов.
Передача с Земли прорывалась в пространство к звездолету -
планета приветствовала победу над мраком железной звезды и мраком
ледяного Плутона. Композиторы исполняли сочиненные в честь "Тантры" и
"Амата" романсы и симфонии.
Космос гремел торжествующими мелодиями. Станции на Марсе, Венере
и астероидах вызывали корабль, вливая свои аккорды в общий хор
уважения к героям.
- "Тантра", "Тантра", - наконец зазвучал голос с поста Совета, -
дается посадка на Эль Хомру!
Центральный космопорт находился на месте бывшей пустыни в
Северной Африке, и звездолет ринулся туда сквозь насыщенную солнечным
светом атмосферу Земли.
Глава седьмая
СИМФОНИЯ ФА МИНОР ЦВЕТОВОЙ
ТОНАЛЬНОСТИ 4,750 МЮ
Пластины прозрачной пластмассы служили стенами широкой веранды,
обращенной на юг, к морю. Бледный матовый свет с потолка не спорил с
яркой луной, а дополнял ее, смягчая грубую черноту теней. На веранде
собрался почти весь состав морской экспедиции. Только самые юные ее
работники затеяли игру в залитом луной море. Пришел со своей
прекрасной моделью художник Карт Сан. Начальник экспедиции Фрит Дон,
встряхивая длинными золотистыми волосами, рассказал об исследовании
найденного Миико коня. Определение материала статуи для выяснения
подъемного веса привело к неожиданным результатам. Под поверхностным
слоем какого-то сплава оказалось чистое золото. Если конь был литым,
то вес изваяния, даже с вычетом вытесненной им воды, достигал
четырехсот тонн. Для подъема такого чудовища вызывались большие суда с
особыми приспособлениями.
На вопросы, как объяснить нелепейшее употребление ценного
металла, один из старших сотрудников экспедиции вспомнил встреченную в
исторических архивах легенду об исчезновении золотого запаса целой
страны: тогда золото служило эквивалентом стоимости труда. Преступные
правители, виновные в тирании и разорении народа, перед тем как
исчезнуть, убежав в другую страну тогда были препятствия к сообщению
разных народов между собою, называвшиеся границами, - собрали весь
запас золота и отлили из него статую, которую поставили на самой
людной площади главного города государства. Никто не смог найти
золото. Историк высказал догадку, что никто тогда не догадался, какой
металл скрывается под слоем недорогого сплава.
Рассказ вызвал оживление. Находка колоссального количества золота
была великолепным подарком человечеству. Хотя тяжелый желтый металл
давно уже не служил символом ценностей, он оставался очень нужным для
электрических приборов, медицинских препаратов и особенно для
изготовления анамезона.
В углу с наружной стороны веранды собрались в тесный кружок Веда
Конг, Дар Ветер, художник, Чара Нанди и Эвда Наль. Рядом застенчиво
уселся Рен Боз. Не было только Мвена Маса.
- Вы были правы, утверждая, что художник - вернее, искусство
вообще - всегда и неизбежно отстает от стремительного роста знаний и
техники, - говорил Дар Ветер.
- Вы меня не поняли, - возражал Карт Сан. - Искусство уже
исправило свои ошибки и поняло свой долг перед человечеством. Оно
перестало создавать угнетающие монументальные формы, изображать блеск
и величие, реально не существующие, ибо это внешнее. Развивать
эмоциональную сторону человека стало важнейшим долгом искусства.
Только оно владеет силой настройки человеческой психики, ее подготовки
к восприятию самых сложных впечатлений. Кто не знает волшебной
легкости понимания, дающейся предварительной настройкой - музыкой,
красками, формой?.. И как замыкается человеческая душа, если ломиться
в нее грубо и принудительно. Вам, историкам, лучше, чем кому другому,
известно, сколько бед вытерпело человечество в борьбе за развитие и
воспитание эмоциональной стороны психики.
- В далеком прошлом было время, когда искусство стремилось к
отвлеченным формам, - заметила Веда Конг.
- Искусство стремилось к абстракции в подражание разуму,
получившему явный примат над всем остальным. Но быть выраженным
отвлеченно искусство не может, кроме музыки, занимающей особое место и
также по-своему вполне конкретной. Это был ложный путь.
- Какой же путь вы считаете настоящим?
- Искусство, по-моему, - отражение борьбы и тревог мира в
чувствах людей, иногда иллюстрация жизни, но под контролем общей
целесообразности. Эта целесообразность и есть красота, без которой я
не вижу счастья и смысла жизни. Иначе искусство легко вырождается в
прихотливые выдумки, особенно при недостаточном знании жизни и
истории...
- Мне всегда хотелось, чтобы путь искусства был в преодолении и
изменении мира, а не только его ощущением, - вставил Дар Ветер.
- Согласен! - воскликнул Карт Сан. - Но с той оговоркой, что не
только внешнего мира, но и, главное, внутреннего мира эмоций человека.
Его воспитания... с пониманием всех противоречий.
Эвда Наль положила на руку Дар Ветра свою, крепкую и теплую.
- От какой мечты вы отказались сегодня?
- От очень большой...
- Каждый из нас, кто смотрел, - продолжал свою речь художник, -
произведения массового искусства древности - кинофильмы, записи
театральных постановок, выставок живописи, - тот знает, какими чудесно
отточенными, изящными, очищенными от всего лишнего кажутся наши
современные зрелища, танцы, картины... Я уже не говорю об эпохах
упадка.
- Он умен, но многословен, - шепнула Веда Конг.
- Художнику трудно выражать словами или формулами те сложнейшие
явления, которые он видит и отбирает из окружающего, - вступилась Чара
Нанди, и Эвда Наль одобрительно кивнула.
- А мне хочется, - продолжал Карт Сан, - идти так: собрать и
соединить чистые зерна прекрасной подлинности чувств, форм, красок,
разбросанных в отдельных людях, в одном образе. Восстановить древние
образы в высшем выражении красоты каждой из рас давнего прошлого,
смешение которых образовало современное человечество. Так, "Дочь
Гондваны" - единение с природой, подсознательное знание связи вещей и
явлений, насквозь еще пронизанный инстинктами комплекс чувств,
ощущений.
"Дочь Тетиса" - Средиземного моря - сильно развитые чувства,
бесстрашно широкие и бесконечно разнообразные, - тут уже другая
ступень слияния с природой - через эмоции, а не через инстинкты. Сила
Эроса, открыто и чисто подчиненная возвышению человека. Древние
культуры Средиземноморья - критяне, этруски, эллины, протоиндийцы, в
их среде возник образ человека, который мог создать эту эмоциональную
культуру. Как повезло мне найти Чару: случайно в ней соединились черты
античных греко-критян и более поздних народов Центральной Индии.
Веда улыбнулась правоте своей догадки, а Дар Ветер прошептал ей,
что трудно было бы найти лучшую модель.
- Если мне удастся "Дочь Средиземного моря", то неизбежно
выполнение третьей части замысла - золото-волосая или светло-русая
северная женщина со спокойными и прозрачными глазами, высокая, чуть
медлительная, пристально вглядывающаяся в мир, похожая на древних
женщин русского, скандинавского или английского народов. Только после
этого я смогу приступить к синтезу - созданию образа современной
женщины, в котором соединю лучшее от всех трех этих пращуров.
- Почему только "дочери", а не "сыновья"? - улыбнулась Веда.
- Надо ли пояснять, что прекрасное всегда более законченно в
женщине и отточено сильнее по законам физиологии... - нахмурился
художник.
- Когда будете писать свою третью картину, приглядитесь к Веде
Конг, - начала Эвда Наль. - Вряд ли...
Художник быстро встал.
- Вы думаете, я не вижу! Но борюсь с собой, чтобы в меня не вошел
этот образ сейчас, когда я полон другим. Но Веда...
- Мечтает о музыке, - слегка покраснела та. - Жаль, что здесь
солнечный рояль, немой ночью!
- Системы, работающей на полупроводниках от солнечного света? -
спросил Рен Боз, перегибаясь через ручку кресла. - Тогда я мог бы
переключить его на токи от приемника.
- Долго это? - обрадовалась Веда.
- Час придется поработать.
- Не надо. Через час начнется передача новостей по мировой сети.
Мы увлеклись работой, и два вечера никто не включал приемника.
- Тогда спойте, Веда, - попросил Дар Ветер. - У Карта Сана есть
вечный инструмент со струнами времен Темных веков феодального
общества.
- Гитара, - подсказала Чара Нанди.
- Кто будет играть?.. Попробую - может быть, справлюсь сама.
- Я играю! - Чара вызвалась сбегать за гитарой в студию.
- Побежим вместе, - предложил Фрит Дон.
Чара задорно взметнула черную массу своих волос. Шерлис повернул
рычаг и сдвинул боковую стену веранды, открыв вид вдоль берега на
восточный угол залива. Фрит Дон понесся огромными прыжками. Чара
бежала, откинув назад голову. Девушка сперва отстала, но к студии оба
подбежали одновременно, нырнули в черный, неосвещенный вход и через
секунду снова неслись вдоль моря под луной, упрямые и быстроногие.
Фрит Дон первым достиг веранды, но Чара прыгнула через открытую
боковую створку и оказалась внутри комнаты.
Веда восхищенно всплеснула руками.
- Ведь Фрит Дон - победитель весенних десятиборий!
- А Чара Нанди окончила высшую школу танцев: обе ступени -
древних и современных, - в тон Веде отозвался Карт Сан.
- Мы с Ведой учились тоже, но только в низшей, - вздохнула Эвда
Наль.
- Низшую теперь проходят все, - поддразнил художник.
Чара медленно перебирала струны гитары, подняв свой маленький
твердый подбородок. Высокий голос молодой женщины зазвенел тоской и
призывом. Она пела новую, только что пришедшую из южной зоны песню о
несбывшейся мечте. В мелодию вступил низкий голос Веды и стал тем
лучом стремления, вокруг которого вилось и замирало пение Чары. Дуэт
получился великолепным - так противоположны были обе певицы и так они
дополняли друг друга. Дар Ветер переводил взгляд с одной на другую и
не мог решить, кому больше идет пение - Веде, стоявшей, облокотясь на
пульт приемника, опустив голову под тяжестью светлых кос,
серебрившихся в свете луны, или Чаре, склонившейся вперед, с гитарой
на круглых голых коленях, с лицом, таким темным от загара, что на нем
резко белели зубы и чистые синеватые белки глаз.
Песня умолкла. Чара нерешительно перебирала струны. И Дар Ветер
стиснул зубы. Это была та самая песня, когда-то отдалившая его от
Веды, - теперь мучительная и для нее.
Раскаты струн следовали порывами, аккорд догонял другой и
бессильно замирал, не достигнув слияния. Мелодия шла отрывисто, точно
всплески волн падали на берег, разливались на миг по отмелям и
скатывались один за другим в черное бездонное море. Чара ничего не
знала - ее звонкий голос оживил слова о любви, летящей в ледяных
безднах пространства, от звезды к звезде, пытаясь найти, понять,
ощутить, где он... Тот, ушедший в космос на подвиг искания, он уже не
вернется - пусть! Но хоть на единственный миг узнать, что с ним,
помочь мольбой, ласковой мыслью, приветом! Веда молчала. Чара,
почувствовав неладное, оборвала песнь, вскочила, бросила гитару
художнику и подошла к неподвижно стоявшей светловолосой женщине,
виновато склонив голову.
Веда улыбнулась.
- Станцуйте мне, Чара!
Та покорно кивнула, соглашаясь, но тут вмешался Фрит Дон:
- С танцами подождем - сейчас передача!
На крыше дома выдвинулась телескопическая труба, высоко поднявшая
две перекрещенные металлические плоскости с восемью полушариями на
венчавшем сооружение металлическом круге. Комнату наполнили могучие
звуки.
Передача началась с показа одного из новых спиральных городов
северного жилого пояса. Среди градостроителей господствовали два
направления архитектуры: город пирамидальный и спирально-винтовой. Они
строились в особо удобных для жизни местах, где сосредоточивалось
обслуживание автоматических заводов, пояса которых, чередуясь с
кольцами рощ и лугов, окружали город, обязательно выходивший на море
или большое озеро.
Города строились на возвышенностях, потому что здания шли
уступами, так, что не было ни одного, фасад которого не был бы открыт
полностью солнцу, ветрам, небу и звездам. С внутренней стороны зданий
находились помещения машин, складов, распределителей, мастерских и
кухонь, иногда уходившие глубоко в землю. Сторонники пирамидальных
городов считали преимуществом их сравнительно небольшую высоту при
значительной вместимости, в то время как строители спиральных
поднимали свои творения на высоту более километра. Перед участниками
морской экспедиции предстала крутая спираль, светившаяся на солнце
миллионами опалесцировавших стен из пластмассы, фарфоровыми ребрами
каркасов из плавленого камня, креплениями из полированного металла.
Каждый ее виток постепенно поднимался от периферии к центру. Массивы
зданий разделялись глубокими вертикальными нишами. На
головокружительной высоте висели легкие мосты, балконы и выступы
садов. Искрящиеся вертикальные полосы контрфорсами уширялись к
основанию, обнимая между тысячами аркад громадные лестницы. Они вели к
ступенчатым паркам, лучами расходящимися к первому поясу густых рощ.
Улицы тоже изгибались по спирали - висячие по периметру города или
внутренние, под хрустальными перекрытиями. На них не было никаких
экипажей - непрерывные цепи транспортеров скрывались в продольных
нишах.
Люди, оживленные, смеющиеся, серьезные, быстро шли по улицам или
прогуливались под аркадами, уединялись в тысячах укромных мест: среди
колоннад, на переходах лестниц, в висячих садах на крышах уступов...
Зрелище могучего города продолжалось недолго: началась речевая
передача.
- Продолжается обсуждение проекта, внесенного Академией
Направленных Излучений, - заговорил появившийся на экране человек, - о
замене линейного алфавита электронной записью. Проект не встречает
всеобщей поддержки. Главное противоречие - сложность аппаратов чтения.
Книга перестанет быть другом, повсюду сопутствующим человеку. Несмотря
на всю внешнюю выгодность, проект будет отклонен.
- Долго обсуждали! - заметил Рен Боз.
- Крупное противоречие, - откликнулся Дар Ветер. - С одной
стороны - заманчивая простота записи, с другой - трудность чтения.
Человек на экране продолжал:
- Подтверждается вчерашнее сообщение - тридцать седьмая звездная
заговорила. Они возвращаются...
Дар Ветер замер, ошеломленный силой противоречивых чувств.
Боковым зрением он увидел медленно встававшую Веду Конг со все шире
раскрывающимися глазами. Обострившийся слух Дар Ветра уловил ее
прерывистое дыхание.
- ...со стороны квадрата четыреста один, и корабль только что
вышел из минус-поля(50) в одной сотой парсека от орбиты Нептуна.
Задержка экспедиции произошла вследствие встречи с черным солнцем.
Потерь людей нет! Скорость корабля, - закончил диктор, - около пяти
шестых абсолютной единицы. Экспедиция ожидается на станции Тритон
через одиннадцать дней. Ждите сообщения о замечательных открытиях!
Передача продолжалась. Следовали другие новости, но их уже никто
не слушал. Все окружили Веду, поздравляли.
Она улыбалась с горящими щеками и тревогой, спрятанной в глубине
глаз. Приблизился и Дар Ветер. Веда почувствовала твердое пожатие его
руки, ставшей нужной и близкой, встретила прямой взгляд. Давно он не
смотрел так. Она знала грустную удаль, сквозившую в его прежнем
отношении к ней. И знала, что сейчас он читает в ее лице не только
радость...
Дар Ветер тихо опустил ее руку, улыбнулся по-своему, неповторимо
ясно, - и отошел. Товарищи из экспедиции оживленно обсуждали
сообщение, Веда осталась в кольце людей, искоса наблюдая за Дар
Ветром. Она видела, как к нему подошла Эвда Наль, спустя минуту
присоединился Рен Боз.
- Надо найти Мвена Маса, он еще ничего не знает! - как бы
спохватившись, воскликнул Дар Ветер. - Пойдем со мной, Эвда. И вы,
Рен?
- И я, - подошла Чара Нанди. - Можно?
Они вышли к тихому плеску волн. Дар Ветер остановился, подставляя
лицо прохладному дуновению, и глубоко вздохнул. Повернувшись, он
встретил взгляд Эвды Наль.
- Я уеду, не возвращаясь в дом, - ответил он на безмолвный
вопрос.
Эвда взяла его под руку. Некоторое время все шли в молчании.
- Я думала, надо ли так? - прошептала Эвда. - Наверное, надо, и
вы правы. Если бы Веда...
Эвда умолкла, но Дар Ветер понимающе сжал ее ладонь и приложил к
своей щеке. Рен Боз шел за ними по пятам, осторожно отодвигаясь от
Чары, а та, скрывая насмешку, искоса поглядывая огромными глазами,
широко шагала рядом. Эвда едва слышно рассмеялась и вдруг подала
физику свободную руку. Рен Боз схватил ее хищным движением,
показавшимся комичным у этого застенчивого человека.
- Где же искать вашего друга? - Чара остановилась у самой воды.
Дар Ветер всмотрелся и в ярком свете луны увидел отчетливые
отпечатки ног на полосе мокрого песка. Следы шли через совершенно
одинаковые промежутки, с симметрично развернутыми носками с такой
геометрической правильностью, что казались отпечатанными машиной.
- Он шел туда. - Дар Ветер показал в сторону больших камней.
- Да, это его следы, - подтвердила Эвда.
- Почему вы так уверены? - усомнилась Чара.
- Посмотрите на правильность шагов - так ходили первобытные
охотники или те, кто унаследовал их черты. А мне кажется, что Мвен,
несмотря на свою ученость, ближе любого из нас к природе... Не знаю,
как вы, Чара? - Эвда обернулась к задумавшейся девушке.
- Я? О нет! - И, показывая вперед, она воскликнула: - Вот он!
На ближайшем камне появилась громадная фигура африканца,
блестевшая под луной, как полированный черный мрамор. Мвен Мас
энергично потрясал руками, точно угрожая кому-то. Грозные мышцы
могучего тела вздувались и перекатывались буграми под блестящей кожей.
- Он как дух ночи из детских сказок! - взволнованно шепнула Чара.
Мвен Мас заметил приближающихся, спрыгнул со скалы и появился
одетый. В немногих словах Дар Ветер рассказал о случившемся, и Мвен
Мас выразил желание немедленно повидать Веду Конг.
- Идите туда с Чарой, - сказала Эвда, - а мы тут побудем
немного...
Дар Ветер сделал прощальный жест, и на лице африканца отразилось
понимание. Какой-то полудетский порыв заставил его прошептать давно
забытые слова прощания. Дар Ветер был тронут и в задумчивости пошел
прочь, сопровождаемый молчаливой Эвдой. Рен Боз в замешательстве
потоптался на месте и повернул следом за Мвеном Масом и Чарой Нанди.
Дар Ветер и Эвда дошли до мыса, отгораживающего залив от
открытого моря. Огоньки, окаймлявшие огромные диски плотов морской
экспедиции, стали отчетливо видны.
Дар Ветер столкнул прозрачную лодку с песка и стал у воды перед
Эвдой, еще более массивный и могучий, чем Мвен Мас. Эвда поднялась на
носки и поцеловала уходящего друга.
- Ветер, я буду с Ведой, - ответила она на его мысли. - Мы
вернемся вместе в нашу зону и там дождемся прибытия. Дайте знать,
когда устроитесь, - я всегда буду счастлива помочь вам...
Эвда долго провожала глазами лодку на серебряной воде...
Дар Ветер подплыл ко второму плоту, где еще работали механики,
спеша закончить установку аккумуляторов. По просьбе Дар Ветра они
зажгли три зеленых огня треугольником.
Через полтора часа первый же пролетавший спиролет повис над
плотом. Дар Ветер сел в опущенный подъемник, на секунду показался под
освещенным днищем корабля и скрылся в люке. К утру он входил в свое
постоянное жилище, неподалеку от обсерватории Совета, которое не успел
еще переменить. Дар Ветер открыл продувочные краны в обеих своих
комнатах. Спустя несколько минут вся накопившаяся пыль исчезла. Дар
Ветер выдвинул из стены постель и, настроив комнату на запах и плеск
моря, к которому он привык за последнее время, крепко заснул.
Он проснулся с ощущением утраченной прелести мира. Веда далеко и
будет далеко теперь, пока... Но ведь он должен ей помочь, а не
запутывать положение! Крутящийся столб наэлектризованной прохладной
воды обрушился на него в ванной. Дар Ветер стоял под ним так долго,
что озяб. Освеженный, он подошел к аппарату ТВФ, раскрыл его
зеркальные дверцы и вызвал ближайшую станцию распределения работ. На
экране возникло молодое лицо. Юноша узнал Дар Ветра и приветствовал
его с едва уловимым оттенком почтения, что считалось признаком тонкой
вежливости.
- Мне хотелось бы получить трудную и продолжительную работу, -
начал Дар Ветер, - связанную с физическим трудом: например,
антарктические рудники.
- Там все занято, - в тоне говорившего сквозило огорчение, -
занято и на месторождениях Венеры, Марса, даже Меркурия. Вы знаете,
что туда, где труднее, охотнее стремится молодежь.
- Да, но я уже не могу себя причислить к этой хорошей
категории... Но что есть сейчас? Мне нужно немедленно.
- Есть на разработку алмазов в Средней Сибири, - медленно начал
тот, глядя на невидимую Дар Ветру таблицу, - если вы стремитесь на
горные работы. Кроме этого, есть места на океанских плотах - заводах
пищи, на солнечную насосную станцию в Тибет, - но это уже легкое.
Другие места - тоже ничего особенно трудного.
Дар Ветер поблагодарил информатора и попросил дать время
додумать, а пока не отдавать алмазных разработок.
Он выключил станцию распределения и соединился с Домом Сибири -
обширным центром географической информации по этой стране. Его ТВФ
включили в памятную машину новейших записей, и перед Дар Ветром
медленно поплыли обширные леса. Заболоченная и разреженная
лиственничная тайга на вечномерзлой почве, когда-то распространенная
здесь, исчезла, уступив место величественным лесным великанам -
сибирским кедрам и американским секвойям, некогда почти вымершим.
Исполинские красные стволы поднимались великолепной оградой вокруг
холмов, накрытых бетонными шапками. Стальные трубы десятиметрового
диаметра выползали из-под них и перегибались через водоразделы
ближайшим рекам, вбирая их целиком в разверстые пасти воронок. Глухо
гудели чудовищные насосы. Сотни тысяч кубометров воды устремлялись в
ими же промытые глубины алмазоносных вулканических труб, с ревом
крутились, размывая породу, и вновь изливались наружу, оставляя в
решетках промывочных камер десятки тонн алмазов. В длинных, залитых
светом помещениях люди сидели за движущимися циферблатами разборочных
машин. Блестящие камни потоком мелких зерен сыпались в калиброванные
отверстия приемных ящиков. Операторы насосных станций беспрерывно
следили за указателями расчетных машин, вычислявших непрерывно
меняющееся сопротивление породы, давление и расход воды, углубление
забоя и выброс твердых частиц. Дар Ветер подумал, что радостная
картина залитых Солнцем лесов сейчас не для его настроения, и выключил
Дом Сибири. Мгновенно раздался вызывной сигнал, и на экране возник
информатор станции распределения.
- Я хотел уточнить ваши размышления. Только что получено
требование - освободилось место в подводных титановых рудниках на
западном побережье Южной Америки. Это самое трудное из имеющегося
сегодня... Но туда надо прибыть срочно!
Дар Ветер встревожился:
- Я не успею пройти психофизического испытания на ближайшей
станции АПТ - Академии Психофизиологии Труда.
- По сумме ежегодных испытаний, обязательных в вашей прежней
работе, вам эта проба не требуется.
- Пошлите сообщение и дайте координаты! - немедля отозвался Дар
Ветер.
- Западная ветвь Спиральной Дороги, семнадцатое южное
ответвление, станция 6Л, точка КМ-40. Посылаю предупреждение.
Серьезное лицо на экране исчезло. Дар Ветер собрал все мелкие
вещи, принадлежавшие ему лично, уложил в шкатулку пленки с
изображениями и голосами близких и важнейшими записями собственных
мыслей. Со стены он снял хроморефлексную репродукцию(51) древней
русской картины, со стола - бронзовую статуэтку артистки Белло Галь,
похожей на Веду Конг. Все это, с небольшим количеством одежды,
поместилось в алюминиевый ящик с кругами выпуклых цифр и линейных
знаков на крышке. Дар Ветер набрал сообщенные ему координаты, открыл
люк в стене и толкнул туда ящик. Он исчез, подхваченный бесконечной
лентой. Потом Дар Ветер проверил свои комнаты. Уже много веков на
планете отсутствовали какие-либо специальные уборщики помещений. Их
функции выполнялись каждым обитателем, что было возможно только при
абсолютной аккуратности и дисциплинированности каждого человека, а
также при тщательно продуманной системе устройства жилья и
общественных зданий с их автоматами очистки и продува.
Окончив осмотр, он повернул рычаг перед дверью вниз, давая сигнал
на станцию распределения помещений, что занимавшиеся им комнаты
освободились, и вышел. Наружная галерея, застекленная пластинами
молочного цвета, нагрелась от Солнца, но на плоской крыше морской
ветерок, как всегда, был прохладен. Легкие пешеходные мостики,
переброшенные на высоте между решетчатыми зданиями, казалось, парили в
воздухе и манили к неторопливой прогулке, но Дар Ветер снова не
принадлежал себе. По трубе автоматического спуска он попал в подземную
магнитоэлектрическую почту, и маленький вагончик понес его к станции
Спиральной Дороги. Дар Ветер не поехал на Север, к Берингову проливу,
где пролегала соединительная дуга Западной ветви. Этот путь до Южной
Америки, особенно так далеко на юг, как до семнадцатого ответвления,
занимал около четырех суток. По широтам жилых зон Севера и Юга шли
линии тяжелых грузовых спиролетов, опоясывавшие планету поперек
океанов и соединявшие кратчайшим путем ветви Спиральной Дороги. Дар
Ветер поехал по Центральной ветви до южной жилой зоны и рассчитывал
убедить заведующего авиаперевозками счесть его срочным грузом. Помимо
того что путь сокращался до тридцати часов, Дар Ветер мог повидаться с
сыном Грома Орма - председателя Совета Звездоплавания; Гром Орм избрал
его наставником-ментором своего сына.
Мальчик вырос и с будущего года приступал к свершению двенадцати
подвигов Геркулеса, а пока работал в Дозорной службе в болотах
Западной Африки.
Кто из юношей не рвется в Дозорную службу - следить за появлением
акул в океане, вредоносных насекомых, вампиров и гадов в тропических
болотах, болезнетворных микробов в жилых зонах, эпизоотий или лесных
пожаров в степной и лесной зонах, выявляя и уничтожая вредную нечисть
прошлого Земли, таинственным образом вновь и вновь появлявшуюся из
глухих уголков планеты? Борьба с вредоносными формами жизни никогда не
прекращалась. На новые средства истребления микроорганизмы, насекомые
и грибки отвечали появлением новых, стойких к самым сильным химикалиям
форм и штаммов. Только в ЭВМ - эру Мирового Воссоединения - обучались
правильно пользоваться сильными антибиотиками, не порождая опасных
последствий.
"Если Дис Кен назначен в болотные дозоры, - думал Дар Ветер, - он
уже в юные годы становится серьезным работником".
Сын Грома Орма, как и все дети эры Кольца, был воспитан в школе
на берегу моря в северной зоне. Там же он прошел первые испытания на
психологической станции АПТ.
Молодежи всегда поручалась работа с учетом психологических
особенностей юности с ее порывами вдаль, повышенным чувством
ответственности и эгоцентризмом.
Громадный вагон несся бесшумно и плавно. Дар Ветер поднялся в
верхний этаж с прозрачной крышей. Далеко внизу и по сторонам Дороги
проносились строения, каналы, леса и горные вершины. Узкий пояс
автоматических заводов на границе между земледельческой и лесной
зонами ослепительно засверкал на солнце куполами из "лунного" стекла.
Суровые формы колоссальных машин смутно виднелись сквозь стены
хрустальных зданий.
Мелькнул памятник Жинну Каду, разработавшему способ дешевого
изготовления искусственного сахара, и аркада Дороги начала рассекать
леса тропической земледельческой зоны. В необозримую даль тянулись
полосы и чащи с разными оттенками листвы, коры, разной формой и
высотой деревьев. По узким гладким дорогам, разделявшим отдельные
массивы, медленно ползли уборочные, опылительные и учетные машины,
паутиной блестели бесчисленные провода. Когда-то символом изобилия
было золотящееся от спелости хлебное поле. Но уже в ЭМВ - эру Мирового
Воссоединения - поняли экономическую невыгодность однолетних культур,
а с перенесением земледелия исключительно в тропическую зону отпало
трудоемкое ежегодное выращивание травянистых и кустарниковых растений.
Деревья, долголетние, слабее истощающие почву, устойчивые к
климатическим невзгодам, стали основными сельскохозяйственными
растениями еще за сотни лет до эры Кольца.
Деревья хлебные, ягодные, ореховые, с тысячами сортов богатых
белками плодов, дающие по центнеру питательной массы на корень.
Колоссальные массивы плодоносных рощ двумя поясами в сотни миллионов
гектаров охватывали планету, настоящий пояс Цереры - мифической богини
плодородия. Между ними находилась лесная экваториальная зона - океан
тропических влажных лесов, снабжавший планету древесиной - белой,
черной, фиолетовой, розовой, золотистой, серой с шелковыми переливами,
твердой, как кость, и мягкой, как яблоко, тонущей в воде камнем и
легкой, будто пробка. Десятки сортов смол, более дешевых, чем
синтетические, и в то же время с драгоценными техническими или
лечебными свойствами, добывались здесь.
Вершины лесных гигантов поднимались на уровень полотна Дороги, -
теперь по обе стороны шелестело зеленое море. В его темных глубинах,
посреди уютных полян, скрывались дома на высоких металлических сваях и
чудовищные паукообразные машины, которым под силу было превращать эти
заросли из восьмидесятиметровых стволов в покорные штабеля бревен и
досок.
Слева показались купола знаменитых гор экватора. На одной из них
- Кении - находилась установка связи Великого Кольца. Море лесов
отошло влево, уступая место каменистому плоскогорью. По сторонам
поднялись кубические голубые постройки.
Поезд остановился, и Дар Ветер вышел на широкую площадь,
вымощенную зеленым стеклом, - станцию Экватор. Около пешеходного
моста, перекинутого над сизыми плоскими кронами атласских кедров,
возвышалась пирамида из белого фарфоровидного аплита(52) с реки
Луалабы. На ее усеченной верхушке стояло изваяние человека в рабочем
комбинезоне эры Разобщенного Мира. В правой руке он держал молоток,
левой высоко поднимал вверх, в бледное экваториальное небо, сверкающий
шар с четырьмя отростками передающих антенн. Это был памятник
создателям первых искусственных спутников Земли, совершившим этот
подвиг труда, изобретательности, отваги. Все тело человека,
откинувшегося назад и как бы выталкивающего шар в небо, выражало
вдохновенное усилие. Это усилие передавалось ему от фигур людей в
странных костюмах, окружавших пьедестал у ног изваяния.
Дар Ветер всегда с волнением всматривался в лица скульптур этого
памятника. Он знал, что люди, построившие самые первые искусственные
спутники и вышедшие на порог космоса, были русскими, то есть тем самым
удивительным народом, от которого вел свою родословную Дар Ветер.
Народом, сделавшим первые шаги и в строительстве нового общества, и в
завоевании космоса...
И сейчас, как всегда, Дар Ветер направился к памятнику, чтобы еще
раз, глядя на образы древних героев, искать в них сходство с
современными людьми и отличие от них. Из-под серебряных пушистых
ветвей южноафриканских лейкодендронов(53), окаймлявших слепящую
отраженным солнцем пирамиду памятника, показались две стройные фигуры,
остановились. Один из юношей стремительно бросился к Дар Ветру.
Обхватив рукой массивное плечо, он украдкой осмотрел знакомые ему
черты твердого лица: крупный нос, широкий подбородок, неожиданно
веселый изгиб губ, не вяжущийся с хмуроватым выражением стальных глаз
под сросшимися бровями.
Дар Ветер с одобрением взглянул на сына знаменитого человека,
строителя базы на планетной системе Центавра и главы Совета
Звездоплавания пятое трехлетие подряд. Грому Орму не могло быть меньше
ста тридцати лет, он был втрое старше Дар Ветра.
Дис Кен подозвал товарища - темноволосого юношу.
- Мой лучший друг Тор Ан, сын Зига Зора, композитора. Мы вместе
работаем в болотах, - продолжал Дис, - вместе хотим совершить наши
подвиги и дальше тоже работать вместе.
- Ты по-прежнему увлекаешься кибернетикой наследственности? -
спросил Дар Ветер.
- О, да! Тор меня увлек еще больше - он музыкант, как его отец.
Он и его подруга... они мечтают работать в области, где музыка
облегчает понимание развития живого организма, то есть над изучением
симфонии его построения.
- Ты говоришь как-то неопределенно, - нахмурился Дар Ветер.
- Я еще не могу, - смутился Дис. - Может быть, Тор скажет лучше.
Другой юноша покраснел, но выдержал испытующий взгляд.
- Дис хотел сказать о ритмах механизма наследственности, живой
организм при развитии из материнской клетки надстраивается аккордами
из молекул. Первичная парная спираль развертывается в плане,
аналогичном развитию музыкальной симфонии. Иными словами, программа,
по которой идет постройка организма из живых клеток, - музыкальна!
- Так?.. - преувеличенно удивился Дар Ветер. - Но тогда и всю
эволюцию живой и неживой материи вы сведете к какой-то гигантской
симфонии?
- План и ритмика этой симфонии определены основными физическими
законами. Надо лишь понять, как построена программа и откуда берется
информация этого музыкально-кибернетического(54) механизма, - с
непобедимой уверенностью юности подтвердил Тор Ан.
- Это чье же?
- Моего отца, Зига Зора. Он недавно обнародовал космическую
тринадцатую симфонию фа минор в цветовой тональности 4,750 мю.
- Обязательно послушаю ее! Я люблю синий цвет... Но ближайшие
ваши планы - подвиги Геркулеса. Вы знаете, что вам назначено?
- Только первые шесть.
- Ну конечно, другие шесть назначаются после выполнения первой
половины, - вспомнил Дар Ветер.
- Расчистить и сделать удобным для посещения нижний ярус пещеры
Кон-и-Гут в Средней Азии, - начал Тор Ан.
- Провести дорогу к озеру Ментал сквозь острый гребень хребта, -
подхватил Дис Кен, - возобновить рощу старых хлебных деревьев в
Аргентине, выяснить причины появления больших осьминогов в области
недавнего поднятия у Тринидада...
- И истребить их!
- Это пять, что же шестое?
Оба юноши слегка замялись.
- У нас обоих определены способности к музыке, - краснея, сказал
Дис Кен. - И нам поручено собрать материалы по древним танцам острова
Бали, восстановить их - музыкально и хореографически.
- То есть подобрать исполнительниц и создать ансамбль? -
рассмеялся Дар Ветер.
- Да, - потупился Тор Ан.
- Интересное поручение! Но это групповое дело, так же как и
озерная дорога.
- О, у нас хорошая группа! Только они тоже хотят просить вас быть
ментором. Это было бы так хорошо!
Дар Ветер выразил сомнение в своих возможностях относительно
шестого дела. Но мальчики, просиявшие и подпрыгивающие от радости,
заверили, что "сам" Зиг Зор обещал руководить шестым.
- Через год и четыре месяца я найду себе дело в Средней Азии, -
проговорил Дар Ветер, с удовольствием вглядываясь в радостные юные
лица.
- Как хорошо, что вы перестали заведовать станциями! - воскликнул
Дис Кен. - Я и не думал, что буду работать с таким ментором! -
Внезапно юноша покраснел так, что лоб его покрылся мелкими бисеринками
пота, а Тор даже отодвинулся от него, преисполнившись укоризны.
Дар Ветер поспешил прийти на помощь сыну Грома Орма в его
промахе.
- Много ли у вас времени?
- О нет! Нас отпустили на три часа - мы привезли сюда больного
лихорадкой с нашей болотной станции.
- Вот как, лихорадка еще появляется! Я думал...
- Очень редко и только в болотах, - торопливо вставил Дис. - Для
того и мы!
- Еще два часа в нашем распоряжении. Пойдемте в город, вам,
наверное, хочется посмотреть Дом нового?
- О нет! Мы хотели бы... чтобы вы ответили на наши вопросы - мы
подготовились, и это так важно для выбора пути...
Дар Ветер согласился, и все трое направились в одну из прохладных
комнат Зала Гостей, овеваемых искусственным морским ветром.
Два часа спустя другой вагон уносил Дар Ветра, утомленно
дремавшего на диване. Он проснулся на остановке в городке химиков.
Гигантская постройка в виде звезды с десятью стеклянными лучами
возвышалась над большим угольным месторождением. Добывавшийся здесь
уголь перерабатывался в лекарства, витамины, гормоны, искусственные
шелка и меха. Отходы шли на изготовление сахара. В одном из лучей
здания из угля добывались редкие металлы - германий и ванадий. Чего
только не было в драгоценном черном минерале!
Старый товарищ Дар Ветра, работавший здесь химиком, пришел на
станцию. Когда-то были три веселых молодых механика на индонезийской
станции плодоуборочных машин в тропическом поясе... Теперь один из них
химик, ведающий большой лабораторией крупного завода, второй так и
остался садоводом, создавшим новый способ опыления, а третий - третий
он, Дар Ветер, теперь снова возвращающийся к лону Земли, даже еще
глубже - в ее недра. Друзья успели повидаться не больше десяти минут,
но и такое свидание было гораздо приятнее встреч на экранах ТВФ.
Дальнейший путь оказался недолгим. Заведующий широтной воздушной
линией внял убеждениям, проявив общую благожелательность людей эпохи
Кольца. Дар Ветер перелетел океан и оказался на Западной ветви Дороги,
южнее семнадцатого ответвления, в тупике которого на берегу океана он
пересел на глиссер.
Высокие горы подходили к берегу вплотную. На отлогой подошве
склонов шли террасы белого камня, задерживавшие насыпанную почву с
рядами южных сосен и виддрингтоний(55), чередовавшие в параллельных
аллеях свою бронзовую и голубовато-зеленую хвою. Выше голые скалы
зияли темными ущельями, в глубине которых дробились в водяную пыль
водопады. На террасах редкой цепью протянулись домики с
синевато-серыми крышами, выкрашенные в оранжевый и ослепительно желтый
цвет.
Далеко в море выдавалась искусственная мель, заканчивавшаяся
обмытой ударами волн башней. Она стояла у кромки материкового склона,
круто спадавшего в океан на глубину километра. Под башней вниз шла
отвесно огромная шахта в виде толстейшей цементной трубы,
противостоявшей давлению глубоководья. На дне труба погружалась в
вершину подводной горы, состоявшей из почти чистого рутила - окиси
титана. Все процессы переработки руды производились внизу, под водой и
горами. На поверхность поднимались лишь крупные слитки чистого титана
и муть минеральных отходов, расходившаяся далеко вокруг. Эти желтые
мутные волны закачали глиссер перед пристанью с южной стороны башни.
Дар Ветер улучил момент и выскочил на мокрую от брызг площадку. Он
поднялся на огороженную галерею, где собрались, чтобы встретить нового
товарища, несколько человек, свободных от дежурства. Работники этого
представлявшегося Дар Ветру таким уединенным рудника не казались
хмурыми анахоретами, каких он под влиянием собственного настроения
чаял здесь встретить. Его приветствовали веселые лица, немного усталые
от суровой работы. Пять мужчин, три женщины - здесь работали и
женщины...
Прошло десять дней, и Дар Ветер освоился с новой деятельностью.
Здесь было собственное силовое хозяйство - в глубине старых
выработок на материке запрятались установки ядерной энергии типа Э,
или, как он назывался в старину, второго типа, не дававшего жестких
остаточных излучений, а потому удобного для местных установок.
Сложнейший комплекс машин перемещался в каменном чреве подводной
горы, погружаясь в хрупкий красно-бурый минерал. Самой трудной была
работа в нижнем этаже агрегата, где происходила автоматизированная
выемка и дробление породы. В машину поступали сигналы из находившегося
наверху центрального поста, где обобщались наблюдения за ходом режущих
и дробящих устройств, меняющейся твердостью и вязкостью ископаемого и
сведения стволов мокрого обогащения. В зависимости от меняющегося
содержания металла увеличивалась или уменьшалась скорость
выемочно-дробильного агрегата. Всю проверочно-наблюдательную
деятельность механиков нельзя было передать кибернетическим
машинам-роботам из-за ограниченности защищенного от моря места.
Дар Ветер стал механиком по проверке и настройке нижнего
агрегата. Потянулись ежедневные дежурства в полутемных, набитых
циферблатами камерах, где насос кондиционера едва справлялся с
удручающей жарой, усугубленной повышенным давлением из-за неизбежного
просачивания сжатого воздуха.
Дар Ветер и его молодой помощник выбирались наверх, долго стояли
на балюстраде, вдыхая свежий воздух, потом шли купаться, ели и
расходились по своим комнатам в одном из верхних домиков. Дар Ветер
пытался возобновить свои занятия новым, кохлеарным разделом
математики. Ему казалось, что он забыл свое прежнее общение с
космосом. Как все работники титанового рудника, он с удовлетворением
провожал очередной плот с аккуратно выложенными брусками титана. После
сокращения полярных фронтов бури на планете сильно ослабели, и многие
морские грузоперевозки производились на буксируемых или самоходных
плотах. Когда людской состав рудника менялся, Дар Ветер продлил свое
пребывание вместе с двумя другими энтузиастами горных работ.
Ничто не продолжается вечно в этом изменчивом мире, и рудник
остановился для очередного ремонта выемочно-дробильного агрегата.
Впервые Дар Ветер проник в забой перед щитом, где только специальный
скафандр спасал от жары и повышенного давления, а также от внезапных
струй ядовитого газа, вырывавшихся из трещин. Под ослепительным
освещением бурые рутиловые стены сверкали своим собственным алмазным
блеском и отливали красными огнями, будто взглядами яростных глаз,
спрятавшихся в минерале. В забое стояла необыкновенная тишина.
Искровое электрогидравлическое долото и огромные диски - излучатели
ультракоротких волн - впервые за многие месяцы неподвижно застыли. Под
ними копошились только что прибывшие геофизики, расставляя приборы,
чтобы, воспользовавшись случаем, проверить контуры залежи.
Наверху стояли тихие и жаркие дни южной осени. Дар Ветер ушел в
горы и необыкновенно остро почувствовал величие каменных масс,
тысячелетиями недвижно вздымавшихся здесь перед морем и небом.
Шелестели сухие травы, снизу едва доносился плеск прибоя. Усталое тело
просило покоя, но мозг жадно схватывал впечатления мира, обновленные
после долгой и трудной работы в подземелье.
И бывший заведующий внешними станциями, вдыхая запах нагретых
скал и пустынных трав, поверил, что впереди предстоит еще много
хорошего - тем больше, чем лучше и сильнее он будет сам.
"Посеешь поступок - пожнешь привычку.
Посеешь привычку - пожнешь характер.
Посеешь характер - пожнешь судьбу" -
пришло на ум древнее изречение. Да, самая великая борьба человека -
это борьба с эгоизмом! Не сентиментальными правилами и красивой, но
беспомощной моралью, а диалектическим пониманием, что эгоизм - это не
порождение каких-то сил зла, а естественный инстинкт первобытного
человека, игравший очень большую роль в дикой жизни и направленный к
самосохранению. Вот почему у ярких, сильных индивидуальностей нередко
силен и эгоизм и его труднее победить. Но такая победа -
необходимость, пожалуй, важнейшая в современном обществе. Поэтому так
много сил и времени уделяется воспитанию, так тщательно изучается
структура наследственности каждого. В великом смешении рас и народов,
создавшем единую семью планеты, внезапно откуда-то из глубин
наследственности проявляются самые неожиданные черты характера далеких
предков. Случаются поразительные уклонения психики, полученные еще во
времена великих бедствий эры Разобщенного Мира, когда люди не
соблюдали осторожности в опытах и использовании ядерной энергии и
нанесли повреждения наследственности множества людей...
У Дар Ветра тоже прежде была длинная родословная, теперь уже
ненужная. Изучение предков заменено прямым анализом строения
наследственного механизма, анализом, еще более важным теперь, при
долгой жизни.
С эры Общего Труда мы стали жить до ста семидесяти лет, а теперь
выясняется, что и триста не предел...
Шорох камней заставил Дар Ветра очнуться от сложных и неясных
размышлений. Сверху по долине спускались двое: оператор секции
электроплавки - застенчивая и молчаливая женщина и маленький, живой
инженер наружной службы. Оба, раскрасневшиеся от быстрой ходьбы,
приветствовали Дар Ветра и хотели пройти мимо, но тот остановил их.
- Я давно собираюсь просить вас, - обратился он к оператору, -
исполнить для меня тринадцатую космическую фа минор синий. Вы много
играли нам, но ее ни разу.
- Вы подразумеваете космическую Зига Зора? - переспросила женщина
и на утвердительный жест Дар Ветра рассмеялась.
- Мало людей на планете, которые могли бы исполнить эту вещь...
Солнечный рояль с тройной клавиатурой беден, а переложения пока нет...
и вряд ли будет. Но почему бы вам не вызвать ее из Дома Высшей Музыки
- проиграть запись? Наш приемник универсален и достаточно мощен.
- Я не знаю, как это делается, - пробормотал Дар Ветер. - Я
раньше не...
- Я вызову ее вечером! - обещала музыкантша Дар Ветру и, протянув
руку спутнику, продолжила спуск.
Остаток дня Дар Ветер не мог отделаться от чувства, что
произойдет нечто важное. Со странным нетерпением он ждал одиннадцати
часов - времени, назначенного Домом Высшей Музыки для передачи
симфонии.
Оператор электроплавки взяла на себя роль распорядителя, усадив
Дар Ветра и других любителей в фокусе полусферического экрана
музыкального зала, напротив серебряной решетки звучателя. Она погасила
свет, объяснив, что иначе будет трудно следить за цветовой частью
симфонии, могущей исполняться лишь в специально оборудованном зале и
здесь поневоле ограниченной внутренним пространством экрана.
Во мраке лишь слабо мерцал экран и чуть слышался снаружи
постоянный шум моря. Где-то в невероятной дали возник низкий, такой
густой, что казался ощутимой силой, звук. Он усиливался, сотрясая
комнату и сердца слушателей, и вдруг упал, повышаясь в тоне,
раздробился и рассыпался на миллионы хрустальных осколков. В темном
воздухе замелькали крохотные оранжевые искорки. Это было как удар той
первобытной молнии, разряд которой миллионы веков назад на Земле
впервые связал простые углеродные соединения в более сложные молекулы,
ставшие основой органической материи и жизни.
Нахлынул вал тревожных и нестройных звуков, тысячеголосый хор
боли, тоски и отчаяния, дополняя которые метались и гасли вспышки
мутных оттенков пурпура и багрянца.
В движениях коротких и резких вибрирующих нот наметился круговой
порядок, и в высоте завертелась расплывчатая спираль серого огня.
Внезапно крутящийся хор прорезали длинные ноты - гордые и звонкие. Они
были полны стремительной силы.
Нерезкие огненные контуры пространства пронизали четкие линии
синих огненных стрел, летевших в бездонный мрак за краем спирали и
тонувших во тьме ужаса и безмолвия.
Темнота и молчание - так закончилась первая часть симфонии.
Слушатели, слегка ошеломленные, не успели произнести ни слова,
как музыка возобновилась. Широкие каскады могучих звуков в
сопровождении разноцветных ослепительных переливов света падали вниз,
понижаясь и ослабевая, и меркли в меланхолическом ритме сияющие огни.
Вновь что-то узкое и порывистое забилось в падающих каскадах, и опять
синие огни начали ритмическое танцующее восхождение.
Потрясенный Дар Ветер уловил в синих звуках стремление к
усложняющимся ритмам и формам и подумал, что нельзя лучше было
отразить первобытную борьбу жизни с энтропией... Ступени, плотики,
фильтры, задерживающие каскады спадающей на низкие уровни энергии.
"Так, так, так! Вот они, эти первые всплески сложнейшей организации
материи!"
Синие стрелы сомкнулись хороводом геометрических фигур,
кристаллических форм и решеток, усложнявшихся соответственно
сочетаниям минорных созвучий, рассыпавшихся и вновь соединявшихся, и
внезапно растворились в сером сумраке.
Третья часть симфонии началась мерной поступью басовых нот, в
такт которым загорались и гасли уходившие в бездну бесконечности и
времени синие фонари. Прилив грозно ступающих басов усиливался, и ритм
их учащался, переходя в отрывистую и зловещую мелодию. Синие огни
казались цветами, гнувшимися на тонких огненных стебельках. Печально
никли они под наплывом низких, гремящих и трубящих нот, угасая вдали.
Но ряды огоньков или фонарей становились все чаще, их стебельки -
толще. Вот две огненные полосы очертили идущую в безмерную черноту
дорогу, и поплыли в необъятность Вселенной золотистые звонкие голоса
жизни, согревая прекрасным теплом угрюмое равнодушие двигавшейся
материи. Темная дорога становилась рекой, гигантским потоком синего
пламени, в котором все усложнявшимся узором мелькали просверки
разноцветных огней.
Высшие сочетания округлых плавных линий, сферических поверхностей
отзывались такой же красотой, как и напряженные многоступенчатые
аккорды, в смене которых стремительно нарастала сложность звонкой
мелодии, разворачивавшейся все сильнее и сильнее...
У Дар Ветра закружилась голова, и он уже не смог следить за всеми
оттенками музыки и света, улавливая лишь общие контуры исполинского
замысла. Океан высоких кристально чистых нот плескался сияющим,
необычайно могучим, радостным синим цветом. Тон звуков все повышался,
и сама мелодия стала неистово крутящейся, восходящей спиралью, пока не
оборвалась на взлете, в ослепительной вспышке огня.
Симфония кончилась, и Дар Ветер понял, чего недоставало ему все
эти долгие месяцы. Необходима работа, более близкая к космосу, к
неутомимо разворачивающейся спирали человеческого устремления в
будущее. Прямо из музыкального зала он направился в переговорную
комнату и вызвал центральную станцию распределения работы северной
жилой зоны. Молодой информатор, направлявший Дар Ветра сюда, на
рудник, узнал его и обрадовался.
- Сегодня утром вас вызывали из Совета Звездоплавания, но я не
мог связаться. Сейчас соединю вас.
Экран померк и снова вспыхнул, на нем возник Мир Ом - старший из
четырех секретарей Совета. Он выглядел очень серьезным и, как
показалось Дар Ветру, грустным.
- Большое несчастье! Погиб спутник пятьдесят семь. Совет зовет
вас для выполнения труднейшей работы. Я посылаю за вами ионный
планетолет. Будьте готовы!
Дар Ветер застыл в изумлении перед погасшим экраном.
Глава восьмая
КРАСНЫЕ ВОЛНЫ
На широком балконе обсерватории свободно гулял ветер. Он
переносил через море из Африки запахи цветущих растений жаркой страны,
будившие в душе тревожные стремления. Мвен Мас никак не мог привести
себя в то ясное, твердое, лишенное сомнений состояние, какое
требовалось накануне ответственного опыта. Рен Боз сообщил из Тибета,
что перестройка установки Кора Юлла закончена. Четыре наблюдателя
спутника 57 охотно согласились рискнуть жизнью, лишь бы помочь в
опыте, подобного которому на планете давно уже не производилось.
Но эксперимент ставился без разрешения Совета, без широкого
предварительного обсуждения всех возможностей, и это придавало всему
делу привкус трусливой скрытности, столь несвойственной современным
людям.
Великая цель, поставленная ими, как будто оправдывает все эти
меры, но... надо бы, чтобы душа была совершенно чиста! Возникал
древний человеческий конфликт - цели и средства к ее достижению. Опыт
тысячи поколений учит, что надо уметь точно определить переходную
грань, как делает это в абстрактных вопросах математики репагулярное
исчисление. Как бы добиться такого исчисления в интуиции и морали?..
Африканцу не давала покоя история Бета Лона. Тридцать два года
тому назад один из знаменитых математиков Земли - Бет Лон нашел, что
некоторые признаки смещения во взаимодействии мощных силовых полей
могут быть объяснены существованием параллельных измерений. Он
поставил серию интересных опытов с исчезновением предметов. Академия
Пределов Знания нашла ошибку в его построениях и дала принципиально
иное объяснение наблюдавшимся явлениям. Бет Лон был могучим умом,
гипертрофированным за счет слабого развития моральных устоев и
торможения желаний. Сильный и эгоистичный человек, он решил продолжать
опыты в том же направлении. Чтобы получить решающие доказательства, он
привлек мужественных молодых добровольцев, готовых на любой подвиг,
лишь бы послужить знанию. Люди в опытах Бета Лона исчезали бесследно,
как и предметы, и ни один не подал вести о себе "с той стороны"
другого измерения, как на то рассчитывал жестокий математик. Когда Бет
Лон отправил в "небытие" - вернее, попросту уничтожил - группу в
двенадцать человек, он был предан суду. Сумев доказать, что он был
убежден в том, что люди странствуют живыми в другом измерении и что он
действовал только с согласия своих жертв, Бет Лон был приговорен к
изгнанию, провел десять лет на Меркурии и затем уединился на острове
Забвения. История Бета Лона, по мнению Мвена Маса, походила на его
собственную. Там тоже был запрещен тайный опыт, поставленный по
отвергнутым наукой мотивам, и это сходство очень не нравилось Мвену
Масу.
Послезавтра очередная передача по Кольцу, и тогда он свободен на
восемь дней - для опыта.
Мвен Мас запрокинул голову. Звезды показались ему особенно яркими
и близкими. Многих он знал по их древним именам как старых друзей. Да
разве они и не были исконными друзьями человека, заправлявшими его
пути, возвышавшими его мысли, ободрявшими мечтания!
Неяркая звездочка, склонившаяся к северному горизонту, - это
Полярная, или Гамма Цефея. В эру Разобщенного Мира Полярная была в
Малой Медведице, но поворот краевой части Галактики вместе с солнечной
системой идет по направлению к Цефею. Распростертый вверху, в Млечном
Пути, Лебедь, одно из интереснейших созвездий северного неба, уже
потянулся к югу своей длинной шеей. В ней горит красавица двойная
звезда, названная древними рабами Альбирео. На самом деле там три
звезды: Альбирео I, двойная и Альбирео II - огромная голубая далекая
звезда с большой планетной системой. Она почти на таком же расстоянии
от нас, как и гигантское светило в хвосте Лебедя, Денеб, - белая
звезда светимостью в четыре тысячи восемьсот наших солнц. В прошлой
передаче наш верный друг 61 Лебедя уловил сообщение Альбирео II -
предупреждение, полученное на четыреста лет позднее времени посылки,
но чрезвычайно интересное. Знаменитый космический исследователь
Альбирео II, чье имя передавалось земными звуками, как Влихх оз Ддиз,
погиб в районе созвездия Лиры, встретившись с самой грозной опасностью
космоса - звездой Оокр. Земные ученые относили эти звезды к классу Э,
названному так в честь величайшего физика древности Эйнштейна,
предугадавшего существование таких звезд, хотя впоследствии это долго
оспаривалось и был даже установлен предел массы звезды, известный под
названием предела Чандрасекара. Но этот древний астрофизик исходил в
своих расчетах лишь из элементарной механики тяготения и общей
термодинамики, совершенно не приняв во внимание сложной
электромагнитной структуры гигантских и сверхгигантских звезд. Но
именно электромагнитные силы и обусловливали существование звезд Э,
которые соперничали размерами с красными гигантами класса М - такими,
как Антарес или Бетельгейзе, но отличались большей плотностью,
примерно равной плотности Солнца. Исполинская сила тяготения такой
звезды останавливала лучеиспускание, не позволяя свету покидать звезду
и уноситься в пространство. Бесконечно долго существовали в
пространстве эти невообразимо громадные тайные массы, скрыто поглощая
в своем инертном океане их тяготения. В древнеиндийской религиозной
мифологии "ночами Брамы" назывались периоды бездеятельного покоя
верховного божества, по верованиям древних, сменявшиеся "днями", или
периодами, созидания. Это в самом деле походило на длительное
накопление материи, позднее заканчивавшееся разогревом поверхности
звезды до класса О-нулевое - до ста тысяч градусов, хотя процесс и не
имел никакого отношения к божеству. В конце концов получалась
колоссальная вспышка, разбрасывавшая в пространстве новые звезды с
новыми планетами. Так некогда взорвалась Крабовидная туманность,
достигшая теперь диаметра в пятьдесят биллионов километров. Этот взрыв
был равен силе одновременного взрыва квадрильона убийственных
водородных бомб ЭРМ.
Совершенно темные звезды Э угадывались в пространстве лишь по
своему тяготению, и гибель звездолета, проложившего курс поблизости
чудовища, была неизбежна. - Невидимые инфракрасные звезды
спектрального класса Т тоже являлись опасностью на пути кораблей, как
и темные облака крупных частиц или совсем остывшие тела класса ТТ.
Мвен Мас подумал, что создание Великого Кольца, связавшего
населенные разумными существами миры, было крупнейшей революцией для
Земли и соответственно для каждой обитаемой планеты. Прежде всего -
это победа над временем, над краткостью срока жизни, не позволяющей ни
нам, ни другим братьям по мысли проникать в отдаленные глубины
пространства. Посылка сообщения по Кольцу - это посылка в любое
грядущее, потому что мысль человека, оправленная в такую форму, будет
продолжать пронизывать пространство, пока не достигнет самых
отдаленных его областей. Возможность исследовать очень далекие звезды
стала реальной, это только вопрос времени. Недавно нас достигло
сообщение от громадной, но очень далекой звезды, называвшейся Гаммой
Лебедя. До нее две тысячи восемьсот парсек, и сообщение идет больше
девяти тысяч лет, но оно понятно нам и могло быть расшифровано
близкими по характеру мышления членами Кольца. Совсем другое, если
сообщение идет с шаровых звездных систем и скоплений, которые древнее
наших плоских систем.
То же самое с центром Галактики - в ее осевом звездном облаке
есть колоссальная зона жизни на миллионах планетных систем, не знающих
ночной тьмы, освещаемых излучением центра Галактики. Оттуда получены
непонятные сообщения - картины сложных, невыразимых нашими понятиями
структур. Академия Пределов Знания уже четыреста лет ничего не может
расшифровать. А может быть... У африканца захватило дух от внезапной
мысли. С близких планетных систем - членов Кольца приходят сообщения
внутренней жизни каждой из населенных планет - ее науки, техники, ее
произведений искусства, в то время как дальние древние миры Галактики
показывают внешнее, космическое движение своей науки и жизни? Как
переустраивают планетные системы по своему усмотрению? "Подметают"
пространство от мешающих звездолетам метеоритов, сваливают их, а
заодно и неудобные для жизни холодные внешние планеты в центральное
светило, продлевая его излучение или намеренно повышая температуру
обогрева своих солнц. Может быть, и этого мало - переустраиваются
соседние планетные системы, где создаются наилучшие условия для жизни
гигантских цивилизаций.
Мвен Мас соединился с хранилищем памятных записей Великого Кольца
и набрал шифр одного из дальних сообщений. На экране медленно поплыли
странные картины, пришедшие на Землю с шарового звездного скопления
Омега Центавра. Оно было вторым из самых близких к солнечной системе и
отстояло всего на шесть тысяч восемьсот парсек. Двадцать две тысячи
лет пронизывал мировое пространство свет его ярких звезд, чтобы
достичь глаз земного человека.
Плотный синий туман стелился ровными слоями, которые были
проткнуты вертикальными черными цилиндрами, довольно быстро
вращающимися. Едва уловимо контуры цилиндров время от времени
сжимались, становились похожими на низкие конусы, соединенные
основаниями. Тогда слои синего тумана разрывались на резкие огненные
серпы, бешено вращающиеся вокруг оси конусов, чернота исчезала куда-то
ввысь, вырастали колоссальные ослепительно белее колонны, из-за
которых косыми кулисами высовывались граненые острия зеленого цвета.
Мвен Мас тер лоб в усилиях уловить хоть что-то, поддающееся
осмыслению.
На экране граненые острия обвились спиралями вокруг белых колонн
и вдруг осыпались потоком металлически сверкавших шаров, сложившихся в
широкий кольцевой пояс. Пояс начал расти в ширину и в высоту.
Мвен Mac усмехнулся и выключил запись, вернувшись к прежним
размышлениям.
"Из-за отсутствия населенных миров или, вернее, связи с ними в
высоких широтах Галактики мы, люди Земли, еще не можем выбиться из
нашей затемненной экваториальной полосы Галактики. Не можем подняться
над космической пылью, в которую погружена наша звезда - Солнце и его
соседи. Поэтому узнавать Вселенную нам труднее, чем другим..."
Мвен Мас перевел взгляд к горизонту, туда, где ниже Большой
Медведицы, под Гончими Псами, лежало созвездие Волосы Вероники. Это
был "северный" полюс Галактики. Именно в этом направлении открывалась
вся широта внегалактического пространства, так же как и на
противоположной точке неба - в созвездии Скульптора, недалеко от
известной звезды Фомальгаут, у "южного" полюса галактической системы.
В краевой области, где находится Солнце, толщина ветвей спирального
диска Галактики всего около шестисот парсек. Перпендикулярно к
плоскости экватора Галактики можно было бы пройти триста - четыреста
парсек, чтобы подняться над уровнем ее гигантского звездного колеса.
Этот путь, неодолимый для звездолета, не представлял невозможного для
передач Кольца. Но пока ни одна планета звезд, расположенных в этих
областях, еще не включилась в Кольцо...
Вечные загадки и безответные вопросы превратились бы в ничто,
если бы ему удалось совершить еще одну величайшую из научных революций
- победить время, научиться преодолевать любое пространство в любой
промежуток времени, наступить ногой властелина на бесконечные просторы
космоса. Тогда не только наша Галактика, но и другие звездные острова
станут от нас не дальше мелких островков Средиземного моря, что
плещется сейчас внизу в ночном мраке. В этом оправдание отчаянной
попытки задуманной Рен Бозом и осуществляемой им, Мвеном Масом,
заведующим внешними станциями Земли. Если бы они могли лучше
обосновать постановку опыта, чтобы получить разрешение Совета...
Огни Спиральной Дороги изменили цвет с оранжевого на белый: два
часа ночи - время усиления перевозок. Мвен Мас вспомнил, что завтра
праздник Пламенных Чаш, на который его звала Чара Нанди. Заведующий
внешними станциями не мог забыть знакомства на морском берегу и эту
красно-бронзовую девушку с отточенной гибкостью движений. Она была как
цветок искренности и сильных порывов, редкий в эпоху хорошо
дисциплинированных чувств.
Мвен Мас вернулся в рабочую комнату, вызвал Институт
Метагалактики, работавший ночью, и попросил прислать ему на завтрашнюю
ночь стереотелефильмы нескольких галактик. Получив согласие, он
поднялся на крышу внутреннего фасада. Здесь находился его аппарат для
дальних прыжков. Мвен Мас любил этот непопулярный спорт и достиг
немалого мастерства. Закрепив лямки от баллона с гелием вокруг себя,
африканец упругим скачком взвился в воздух, на секунду включив тяговый
пропеллер, работавший от легкого аккумулятора. Мвен Мас описал в
воздухе дугу около шестисот метров длиной, приземлился на выступе Дома
Пищи и повторил прыжок. Пятью скачками он добрался до небольшого сада
под обрывом известняковой горы, снял аппарат на алюминиевой вышке и
соскользнул по шесту на землю, к своей жесткой постели, стоявшей под
огромным платаном. Под шелест листьев могучего дерева он уснул.
Праздник Пламенных Чаш получил свое название от известного
стихотворения поэта-историка Зан Сена, описавшего древнеиндийский
обычай выбирать красивейших женщин, которые подносили отправлявшимся
на подвиг героям боевые мечи и чаши с пылавшей в них ароматной смолой.
Мечи и чаши давно исчезли из употребления, но остались символом
подвига. Подвиги же безмерно умножились в отважном, полном энергии
населении планеты. Огромная работоспособность, в прошлом известная
лишь у особо выносливых людей, называвшихся гениями, полностью
зависела от физической крепости тела и обилия гормонов-стимуляторов.
Забота о физической мощи за тысячелетия сделала то, что рядовой
человек планеты стал подобен древним героям, ненасытным в подвиге,
любви и познании.
Праздник Пламенных Чаш стал весенним праздником женщин. Каждый
год, в четвертом месяце от зимнего солнцеворота, или, по-старинному, в
апреле, самые прелестные женщины Земли показывались в танцах, песнях,
гимнастических упражнениях. Тонкие оттенки красоты различных рас,
проявлявшиеся в смешанном населении планеты, блистали здесь в
неисчерпаемом разнообразии, точно грани драгоценных камней, доставляя
бесконечную радость зрителям - от утомленных терпеливым трудом ученых
и инженеров до вдохновенных художников или совсем еще юных школьников
третьего цикла.
Не менее красив был осенний мужской праздник Геркулеса,
совершавшийся в девятом месяце. Вступившие в зрелость юноши
отчитывались в совершенных ими подвигах Геркулеса. Впоследствии вошло
в обычай в эти дни проводить всенародные смотры совершенных за год
замечательных поступков и достижений. Праздник стал общим - мужским и
женским - и разделился на дни Прекрасной Полезности, Высшего
Искусства, Научной Смелости и Фантазии. Когда-то и Мвен Мас был
признан героем первого и третьего дней...
Мвен Мас появился в гигантском Солнечном зале Тирренского
стадиона как раз во время выступления Веды. Он нашел девятый сектор
четвертого радиуса, где сидели Эвда Наль и Чара Нанди, и стал под
тенью аркады, вслушиваясь в низкий голос Веды. В белом платье, высоко
подняв светловолосую голову и обратив лицо к верхним галереям зала,
она пела что-то радостное и показалась африканцу воплощением весны.
Каждый из зрителей нажимал одну из четырех располагавшихся перед
ним кнопок. Загоравшиеся в потолке зала золотые, синие, изумрудные или
красные огни показывали оценку артисту и заменяли шумные аплодисменты
прежних времен.
Веда кончила петь, была награждена пестрым сиянием золотых и
синих огней, среди которых затерялись немногочисленные зеленые, и
алая, как обычно, от волнения, присоединилась к подругам. Тогда
подошел и Мвен Мас, встреченный приветливо.
Африканец оглядывался, ища взглядом своего учителя и
предшественника, но Дар Ветра нигде не было видно.
- Где вы спрятали Дар Ветра? - шутливо обратился Мвен Мас ко всем
трем женщинам.
- А куда вы девали Рен Боза? - ответила Эвда Наль, и африканец
поспешил уклониться от ее проницательных глаз.
- Ветер роется под Южной Америкой, добывая титан, - сказала более
милосердная Веда Конг, и что-то дрогнуло в ее лице.
Чара Нанди жестом защиты притянула к себе прекрасного историка и
прижалась щекой к ее щеке. Лица обеих женщин, таких разных, были
сходны объединявшей их кроткой нежностью.
Брови Чары, прямые и низкие под широким лбом, казались контуром
парящей птицы и гармонировали с длинным разрезом глаз. У Веды брови
поднимались вверх.
"Птица взмахнула крыльями..." - подумал африканец.
Густые и блестящие черные волосы Чары падали на затылок и плечи,
оттеняя строгий цвет приглаженных и высоко зачесанных волос Веды.
Чара взглянула на часы в куполе зала и поднялась.
Одеяние Чары поразило африканца. На смуглых плечах девушки лежала
платиновая цепочка, оставлявшая открытой шею. Ниже ключиц цепочка
застегивалась светящимся красным турмалином.
Крепкие груди, похожие на широкие опрокинутые чаши, выточенные
изумительно точным резцом, были почти открыты. Между ними от застежки
к поясу проходила полоска темно-фиолетовой ткани. Такие же полоски шли
через середину каждой груди, оттягиваясь назад цепочкой, сомкнутой на
обнаженной спине. Очень тонкую талию девушки обхватывал белый,
усеянный черными звездами пояс с платиновой пряжкой в виде лунного
серпа. Сзади к поясу прикреплялась как бы половина длинной юбки из
тяжелого белого шелка, тоже украшенного черными звездами. Никаких
драгоценностей на танцовщице не было, кроме сверкающих пряжек на
маленьких черных туфлях.
- Скоро мой черед, - безмятежно сказала Чара, направляясь к
аркаде прохода, оглянулась на Мвена Маса и исчезла, провожаемая
шепотом вопросов и тысячами взглядов.
На сцене появилась гимнастка - великолепно сложенная девушка не
старше восемнадцати лет. Под речитатив музыки, озаренная золотистым
светом, гимнастка проделала стремительный каскад взлетов, прыжков и
поворотов, застывая в немыслимом равновесии в моменты напевных и
протяжных переходов мелодии. Зрители одобрили выступление множеством
золотых огней, и Мвен Мас подумал, что Чаре Нанди будет нелегко
выступать после такого успеха. В легкой тревоге он осмотрел безликое
множество людей напротив и вдруг заметил в третьем секторе художника
Карта Сана. Тот приветствовал его с веселостью, показавшейся африканцу
неуместной, - кто, как не художник, написавший с Чары картину "Дочь
Средиземного моря", должен был обеспокоиться судьбой ее выступления.
Только африканец успел подумать, что после опыта он поедет
смотреть картину, как огни вверху погасли. Прозрачный пол из
органического стекла загорелся малиновым светом раскаленного чугуна.
Из-под нижних козырьков сцены заструились потоки красных огней. Они
метались и набегали, сочетаясь с ритмом мелодии в пронизывающем пении
скрипок и низком звоне медных струн. Несколько ошеломленный
стремительностью и силой музыки, Мвен Мас не сразу заметил, что в
центре пламеневшего пола появилась Чара, начавшая танец в таком темпе,
что зрители затаили дыхание.
Мвен Мас ужаснулся, что же будет, если музыка потребует еще
большего убыстрения. Танцевали не только ноги, не только руки - все
тело девушки отвечало на пламенную музыку не менее жарким дыханием
жизни. Африканец подумал, что если древние женщины Индии были такие,
как Чара, то прав поэт, сравнивший их с пламенными чашами и давший
наименование женскому празднику.
Красноватый загар Чары в отсветах сцены и пола принял яркий
медный оттенок. Сердце Мвена Маса неистово забилось. Этот цвет кожи он
видел у людей сказочной планеты Эпсилон Тукана. Тогда же он узнал, что
может существовать такая одухотворенность тела, способного своими
движениями, тончайшим изменением прекрасных форм выразить самые
глубокие оттенки чувств, фантазии, страсти, мольбы о радости.
Прежде весь устремленный в недоступную даль девяноста парсек,
Мвен Мас понял, что в необъятном богатстве красоты земного
человечества могут оказаться цветы, столь же прекрасные, как и бережно
лелеемое им видение далекой планеты. Но длительное стремление к
невозможной мечте не могло исчезнуть так быстро. Чара, приняв облик
краснокожей дочери Эпсилон Тукана, укрепила упрямое решение
заведующего внешними станциями.
Эвда Наль и Веда Конг - сами отличные танцовщицы, впервые
видевшие танцы Чары, были потрясены. Веда, в которой говорил
ученый-антрополог и историк древних рас, решила, что в далеком прошлом
женщин Гондваны, южных стран, всегда было больше, чем мужчин, которые
гибли в боях со множеством опасных зверей. Позднее, когда в
многолюдных странах юга образовались деспотические государства
древнего Востока, мужчины гибли в постоянных войнах, зачастую
вызванных религиозным фанатизмом или случайными прихотями деспотов.
Дочери Юга вели трудную жизнь, в которой оттачивалось их совершенство.
На Севере, при редком населении и небогатой природе, не было
государственного деспотизма Темных веков. Там мужчин сохранялось
больше, женщины ценились выше и жили с большим достоинством.
Веда следила за каждым жестом Чары и думала, что в ее движениях
есть удивительная двойственность: они одновременно нежные и хищные.
Нежность - от плавности движений и невероятной гибкости тела, а хищное
впечатление исходит от резких переходов, поворотов и остановок,
происходящих с почти неуловимой быстротой хищного зверя. Эта
вкрадчивая гибкость получена темнокожими дочерьми Гондваны в
тысячелетия тяжелой борьбы за существование. Но как гармонично она
сочеталась в Чаре с твердыми и мелкими критско-эллинскими чертами
лица!
В короткое замедление адажио вплелись учащавшиеся диссонансные
звучания каких-то ударных инструментов. Стремительный ритм взлетов и
падений человеческих чувств в танце выражался чередованием насыщенных
движений и почти полной остановкой их, когда танцовщица застывала
недвижным изваянием. Пробуждение дремлющих чувств, бурная вспышка их,
изнеможенное сникание, гибель и новое возрождение, опять бурное и
неизведанное, жизнь скованная и борющаяся с неотвратимой поступью
времени, с четкой и неумолимой определенностью долга и судьбы. Эвда
Наль почувствовала, как близка ей психологическая основа танца, как
щеки ее покрываются краской и учащается дыхание... Мвен Мас не знал,
что балетная сюита написана композитором специально для Чары Нанди, но
перестал страшиться ураганного темпа, видя, как легко справляется с
ним девушка. Красные волны света обнимали ее медное тело, обдавали
алыми всплесками сильные ноги, тонули в темных извивах ткани, зарей
розовели на белом шелке. Ее закинутые назад руки медленно замирали над
головой. И вдруг, без всякого финала, оборвалось буйное звучание
повышавшихся нот, остановились и погасли красные огни. Высокий купол
зала вспыхнул обычным светом. Усталая девушка склонила голову, и ее
густые волосы скрыли лицо. Вслед за тысячами золотых вспышек
послышался глухой шум. Зрители оказывали Чаре высшую почесть артиста -
благодарили ее, встав и поднимая над головами сложенные руки. И Чара,
бестрепетная перед выступлением, смутилась, откинула с лица волосы и
убежала, обратив взгляд к верхним галереям.
Распорядители праздника объявили перерыв. Мвен Мас устремился на
поиски Чары, а Веда Конг и Эвда Наль вышли на гигантскую, в километр
шириной, лестницу из голубого непрозрачного стекла - смальты,
спускавшуюся от стадиона прямо в море. Вечерние сумерки, прозрачные и
прохладные, потянули обеих женщин искупаться по примеру тысяч зрителей
праздника.
- Не напрасно я сразу заметила Чару Нанди, - заговорила Эвда
Наль. - Она замечательная артистка. Сегодня мы видели танец силы
жизни! Это, вероятно, и есть Эрос древних...
- Я теперь поняла Карта Сана, что красота в самом деле важнее,
чем нам кажется. Она - счастье и смысл жизни, он хорошо сказал тогда!
И ваше определение верное, - согласилась Веда, сбрасывая туфли и
погружая ноги в теплую воду, плескавшуюся на ступенях.
- Верное, если психическая сила порождена здоровым, полным
энергии телом, - поправила Эвда Наль, снимая платье и бросаясь в
прозрачные волны.
Веда догнала ее, и обе поплыли к огромному резиновому острову,
серебрившемуся в полутора километрах от набережной стадиона. Плоская,
вровень с уровнем воды, поверхность острова окаймлялась рядами навесов
в форме раковин из перламутровой пластмассы достаточного размера,
чтобы укрыть от солнца и ветра трех-четырех людей и полностью
изолировать их от соседей.
Обе женщины улеглись на мягком, колышущемся полу "раковины",
вдыхая вечно свежий запах моря.
- С тех пор как мы виделись на берегу, вы сильно загорели! -
сказала Веда, оглядывая подругу. - Были у моря, или это пилюли
загарного пигмента?
- Пилюли ЗП, - призналась Эвда. - Я была на солнце только вчера и
сегодня.
- Вы в самом деле не знаете, где Рен Боз? - продолжала Веда.
- Приблизительно знаю, и этого мне достаточно, чтобы
беспокоиться! - тихо ответила Эвда Наль.
- Разве вы хотите?.. - Веда умолкла, не закончив мысли, и Эвда
подняла лениво приспущенные веки и прямо посмотрела ей в глаза.
- Мне Рен Боз кажется каким-то беспомощным, еще незрелым
мальчишкой, - нерешительно возразила Веда, - а вы такая цельная, с
могучим разумом, не уступающая никакому мужчине. У вас внутри всегда
чувствуется стальной стержень воли.
- Это мне говорил и Рен Боз. Но вы не правы в его оценке, такой
же односторонней, как и сам Рен. Это человек смелого и могучего ума,
громадной работоспособности. Даже в наше время немного найдется равных
ему людей на планете. В сочетании с его способностями остальные его
качества кажутся недоразвитыми, потому что они как у средних людей или
даже более инфантильны. Вы правильно назвали Рена - он мальчишка, но в
то же время он - герой в точном смысле этого понятия. Вот Дар Ветер -
в нем тоже есть мальчишество, но оно просто от избытка физической
силы, а не от недостатка ее, как у Рена.
- А как вы расцениваете Мвена? - заинтересовалась Веда. - Теперь
вы лучше познакомились с ним?
- Мвен Мас - красивая комбинация холодного ума и архаического
неистовства желаний.
Веда Конг расхохоталась:
- Как бы мне научиться такой точности характеристик!
- Психология - моя специальность, - пожала плечами Эвда. - Но
позвольте мне теперь задать вам вопрос. Вы знаете, что Дар Ветер очень
привлекает меня?..
- Вы опасаетесь половинчатых решений? - зарделась Веда. - Нет,
здесь не будет гибельных половинок и неискренности. Все до звонкости
ясно... - И под испытующим взглядом ученого-психиатра Веда спокойно
продолжала: - Эрг Hoop... наши пути разошлись давно. Только я не могла
подчиниться новому чувству, пока он в космосе, не могла отдалиться и
тем ослабить силу надежды, веры в его возвращение. Теперь это снова
точный расчет и уверенность. Эрг Hoop все знает, но идет своим путем.
Эвда Наль обняла тонкой рукой прямые плечи Веды.
- Это значит - Дар Ветер?
- Да! - твердо ответила Веда.
- А он знает?
- Нет. Потом, когда "Тантра" будет здесь... Не пора ли вернуться?
- воскликнула Веда.
- Мне пора покинуть праздник, - сказала Эвда Наль, - отпуск
кончается. Предстоит большая новая работа в Академии Горя и Радости, а
мне надо еще повидать дочь.
- У вас большая дочь?
- Семнадцать. Сын много старше. Я выполнила долг каждой женщины с
нормальным развитием и наследственностью - два ребенка, не меньше. А
теперь хочу третьего - только взрослого!
Эвда Наль улыбнулась, и ее сосредоточенное лицо засветилось
лаской любви, изогнутая крутым луком верхняя губа приоткрылась.
- А я представила себе славного большеглазого мальчишку... с
таким же ласковым и удивленным ртом... но с веснушками и курносого, -
лукаво сказала Веда, глядя прямо перед собой.
Ее подруга, помолчав, спросила:
- У вас еще нет новой работы?
- Нет, я жду "Тантру". Потом будет долгая экспедиция.
- Поедем со мной к дочери, - предложила Эвда, и Веда охотно
согласилась.
Во всю стену обсерватории высился семиметровый гемисферный экран
для просмотра снимков и фильмов, снятых мощными телескопами. Мвен Мас
включил обзорный снимок участка неба близ северного полюса Галактики -
меридиональную полосу созвездий от Большой Медведицы до Ворона и
Центавра. Здесь, в Гончих Псах, Волосах Вероники и Деве, находилось
множество галактик - звездных островов Вселенной в форме плоских колес
или дисков. Особенно много их было открыто в Волосах Вероники -
отдельные, правильные и неправильные, в различных поворотах и
проекциях, подчас невообразимо далекие, отстающие на миллиарды парсек,
подчас образующие целые "облака" из десятков тысяч галактик. Самые
крупные галактики достигают от двадцати до пятидесяти тысяч парсек в
диаметре, как наш звездный остров или галактика НН 89105+СБ23, в
старину называвшаяся М-31, или туманность Андромеды. Маленькое, слабо
светящееся туманное облачко было видно с Земли простым глазом. Уже
давно люди раскрыли тайны этого облачка. Туманность оказалась
исполинской колесообразной звездной системой, в полтора раза большей,
чем даже наша гигантская Галактика. Изучение туманности Андромеды,
несмотря на расстояние в четыреста пятьдесят тысяч парсек, отделявшее
ее от земных наблюдателей, очень помогло познанию нашей собственной
Галактики.
С детства Мвен Мас помнил великолепные фотографии различных
галактик, полученные с помощью электронного инверстирования оптических
изображений или радиотелескопами, проникающими еще дальше в глубины
космоса, как, например, два исполинских телескопа - Памирский и
Патагонский, каждый в четыреста километров диаметром. Галактики -
чудовищные скопления сотен миллиардов звезд, разделенные миллионами
парсек расстояния, - всегда будили в нем неистовое желание узнать
законы их устройства, историю их возникновения и дальнейшую судьбу. И
главное, что теперь тревожило каждого обитателя Земли, - вопрос о
жизни на бесчисленных планетных системах этих островов Вселенной, о
горящих там огнях мысли и знания, о человеческих цивилизациях в столь
безмерно удаленных пространствах космоса.
На экране появились три звезды, называвшиеся у древних арабов
Сиррах, Мирах и Альмах - альфа, бета и гамма Андромеды, расположенные
по восходящей прямой. По обе стороны от этой линии располагались две
близкие галактики - гигантская туманность Андромеды и красивая спираль
М-33 в созвездии Треугольника. Мвен Мас не захотел еще раз увидеть их
знакомые светящиеся очертания и переменил металлическую пленку.
Вот галактика, известная с древности, названная тогда НГК 5194,
или М-51 в созвездии Гончих Псов, отстоящая на миллионы парсек. Это
одна из немногих галактик, видимых от нас плашмя, перпендикулярно
плоскости "колеса". Ярко светящееся плотное ядро из миллионов звезд, с
двумя спиральными рукавами. Их длинные концы кажутся все слабее и
туманнее, пока не исчезают в темноте пространства, протягиваясь в
противоположные друг другу стороны на десятки тысяч парсек. Между
рукавами, или главными ветвями, чередуясь с черными провалами -
сгустками темной материи, протягиваются короткие струи звездных
сгущений и облаков светящегося газа, изогнутые в точности как лопатки
турбины.
Очень красива колоссальная галактика НГК 4565 в созвездии Волосы
Вероники. С расстояния в семь миллионов парсек она видна ребром.
Наклоненная на одну сторону, как парящая птица, галактика широко
простирает в стороны свой, очевидно состоящий из спиральных ветвей,
тонкий диск, а в центре сильно сплющенным шаром горит ядро, кажущееся
плотной светящейся массой. Отчетливо видно, насколько плоски звездные
острова - галактику можно сравнить с тонким колесом часового
механизма. Края колеса нечетки, как бы растворяются в бездонной тьме
пространства. На таком же краю нашей Галактики находятся Солнце и
крошечная пылинка - Земля, сцепленная силой знания со множеством
обитаемых миров и распростершая крылья человеческой мысли над
вечностью космоса!
Мвен Мас переключил датчик на наиболее интересовавшую его всегда
галактику НГК 4594 из созвездия Девы, также видимую в плоскости ее
экватора. Эта галактика, удаленная на расстояние в десять миллионов
парсек, походила на толстую линзу горящей звездной массы, окутанную
слоем светящегося газа. По экватору чечевицу пересекала толстая черная
полоса - сгущение темной материи. Галактика казалась таинственным
фонарем, светящим из бездны.
Какие миры скрывались там, в ее суммарном излучении, более ярком,
чем у других галактик, в среднем достигавшем спектрального класса Ф?
Есть ли там обитатели могучих планет, бьется ли так же, как у нас,
мысль над тайнами природы?
Полная безответность громадных звездных островов заставляла Мвена
Маса стискивать кулаки. Он понимал всю чудовищность расстояния - до
этой галактики свет идет тридцать два миллиона лет! На обмен
сообщениями понадобится шестьдесят четыре миллиона лет!
Мвен Мас порылся в катушках, и на экране загорелось большое,
яркое и округлое пятно света среди редких и тусклых звезд.
Неправильная черная полоса рассекала пятно пополам, оттеняя сильно
светящиеся огненные массы по обеим сторонам черноты, которая
расширялась на концах и затемняла обширное поле горящего газа, кольцом
охватывавшего яркое пятно. Так выглядел полученный невероятными
ухищрениями техники снимок сталкивающихся галактик в созвездии Лебедя.
Это столкновение гигантских галактик, равных по размерам нашей или
туманности Андромеды, было давно известно как источник радиоизлучения,
пожалуй, самый мощный в доступной нам части Вселенной. Быстро
двигавшиеся колоссальные газовые струи порождали электромагнитные поля
такой невообразимой мощности, что они посылали во все концы Вселенной
весть о титанической катастрофе. Сама материя отправляла этот сигнал
бедствия радиостанцией мощностью в квинтиллиард, или тысячу
квинтиллионов киловатт. Но расстояние до галактик было так велико, что
сиявший на экране снимок показывал их состояние сотни миллионов лет
назад. Как выглядят сейчас проходящие одна сквозь другую галактики, мы
увидим так много времени спустя, что неизвестно, просуществует ли
человечество так невообразимо долго.
Мвен Мас вскочил и уперся руками в массивный стол так, что
захрустели суставы.
Сроки пересылки в миллионы лет, недоступные для десятков тысяч
поколений, означающих убийственное для сознания "никогда" даже для
отдаленнейших потомков, могли бы исчезнуть от взмаха волшебной
палочки. Эта палочка - открытие Рен Боза и их совместный опыт.
Невообразимо далекие точки Вселенной окажутся на расстоянии
протянутой руки!
Древние астрономы считали галактики разбегающимися в разные
стороны. Свет, проходивший в земные телескопы от далеких звездных
островов, был изменен - световые колебания удлинялись, преобразуясь в
красные волны. Это покраснение света свидетельствовало об удалении
галактик от наблюдателя. Люди прошлого привыкли воспринимать явления
односторонне и прямолинейно - они создали теорию разбегающейся или
взрывающейся Вселенной, еще не понимая, что видят одну сторону
великого процесса разрушения и созидания. Именно одна лишь сторона -
рассеяния и разрушения, то есть переход энергии на низшие уровни по
второму закону термодинамики, воспринималась нашими чувствами и
построенными для усиления этих чувств приборами. Другая же сторона -
накопления, собирания и созидания - не ощущалась людьми, так как сама
жизнь черпала свою силу из энергии, рассеиваемой звездами-солнцами, и
соответственно этому образовалось наше восприятие окружающего мира.
Однако могучий мозг человека проник и в эти скрытые от нас процессы
созидания миров в нашей Вселенной. Но в те давние времена казалось,
что чем дальше от Земли находилась какая нибудь галактика, тем большую
скорость удаления она показывала. С углублением в пространство дело
дошло до близких к свету скоростей галактик. Пределом видимой
Вселенной стало то расстояние, с которого галактики казались бы
достигшими скорости света - действительно никакого света мы бы от них
не получили и никогда не смогли бы их увидеть. Теперь мы знаем причины
покраснения света далеких галактик. Их не одна. От далеких звездных
островов до нас доходит только свет, испускаемый их яркими центрами.
Эти колоссальные массы материи окружены кольцевыми электромагнитными
полями, очень сильно воздействующими на лучи света не только своей
мощностью, но и протяженностью, накапливающей замедление световых
колебаний, которые становятся более длинными красными волнами.
Астрономы давно знали, что свет от очень плотных звезд краснеет, линии
спектра смещаются к красному концу и звезда кажется удаляющейся, как,
например, вторая составляющая Сириуса - белый карлик Сириус Б. Чем
дальше галактика, тем больше централизуется достигающее до нас
излучение и тем сильнее смещение к красному концу спектра.
С другой стороны, световые волны в очень далеком пути по
пространству "раскачиваются", и кванты света теряют часть энергии.
Теперь это явление изучено - красные волны могут быть и усталыми,
"старыми" волнами обычного света. Даже всепроникающие световые волны
"стареют", пробегая немыслимые расстояния. Какая же надежда преодолеть
его человеку, если не наступить на само тяготение его
противоположностью, как то следует из математики Рен Боза?
Нет, уменьшилась тревога. Он прав, производя небывалый опыт!
Мвен Мас, как всегда, вышел на балкон обсерватории и принялся
быстро расхаживать. В утомленных глазах еще светились далекие
галактики, славшие к Земле волны красного света как сигналы о помощи,
призывы к всепобеждающей мысли человека. Мвен Мас засмеялся тихо и
уверенно. Эти красные лучи станут так же близки человеку, как те, что
обдавали красным светом жизни тело Чары Нанди на празднике Пламенных
Чаш, Чары, неожиданно явившейся к нему медной дочерью звезды Эпсилон
Тукана, девушкой его грез.
И он ориентирует вектор Рен Боза именно на Эпсилон Тукана уже не
только в надежде увидеть прекрасный мир, но и в честь ее - его земной
представительницы!
Глава девятая
ШКОЛА ТРЕТЬЕГО ЦИКЛА
Четыреста десятая школа третьего цикла находилась на юге
Ирландии. Широкие поля, виноградники и купы дубов спускались от
зеленых холмов к морю. Веда Конг и Эвда Наль приехали в час занятий и
медленно шли по кольцевому коридору, обегавшему учебные комнаты,
развернутые по периметру круглого здания. Был пасмурный день с мелким
дождем, и занятия шли в помещениях, а не на лужайках под деревьями,
как обычно.
Веда Конг, почувствовавшая себя девчонкой-школьницей, кралась и
подслушивала у входов, устроенных, как в большинстве школ, без дверей,
с выступами стен, кулисообразно заходившими друг за друга. Эвда Наль
вошла в игру. Женщины осторожно заглядывали в классы, стараясь найти
дочь Эвды и остаться незамеченными.
В первой комнате они обнаружили начерченный во всю стену синим
мелом вектор, окруженный спиралью, разворачивавшейся вдоль него. Два
участка спирали были окружены поперечными эллипсами с вписанной в них
системой прямоугольных координат.
- Биполярная математика! - с шутливым ужасом воскликнула Веда.
- Здесь что-то большее! Подождем минуту, - возразила Эвда.
- Теперь, когда мы познакомились с теневыми функциями
кохлеарного, то есть спирального поступательного движения,
возникающими по вектору, - объяснял пожилой преподаватель с глубоко
посаженными горящими глазами, - мы подходим к понятию "репагулярное
исчисление". Название исчисления - от древнего латинского слова,
означавшего "преграда, запор", точнее, переход одного качества в
другое, взятый в двустороннем аспекте. - Преподаватель показал на
широкий эллипс поперек спирали. - Иными словами, математическое
исследование взаимопереходящих явлений.
Веда Конг скрылась за выступом, утащив подругу за руку.
- Это новое! Из той области, о которой толковал ваш Рен Боз на
морском берегу.
- Школа всегда дает ученикам самое новое, постоянно отбрасывая
старое. Если новое поколение будет повторять устарелые понятия, то как
мы обеспечим быстрое движение вперед? И без того на передачу эстафеты
знания детям уходит так бесконечно много времени. Десятки лет пройдут,
пока ребенок станет полноценно образованным, годным к исполнению
гигантских дел. Эта пульсация поколений, где шаг вперед и девять
десятых назад - назад, пока растет и обучается смена, - самый тяжелый
для человека биологический закон смерти и возрождения. Многое из того,
что мы учили в области математики, физики и биологии, устарело. Другое
дело - ваша история: эта стареет медленнее, так как сама очень стара.
Они заглянули в другую комнату. Стоявшая спиной преподавательница
и увлеченные лекцией школьники ничего не заметили. Здесь были рослые
юноши и девушки по семнадцати лет. Их порозовевшие щеки говорили,
насколько захвачены они уроком.
- Мы, человечество, прошли через величайшие испытания. - Голос
учительницы звенел волнением. - И до сих пор главное в школьной
истории - изучение исторических ошибок человечества и их последствий.
Мы прошли через непосильное усложнение жизни и предметов быта, чтобы
прийти к наибольшей упрощенности. Усложнение быта приводило к
упрощению духовной культуры. Не должно быть никаких лишних вещей,
связывающих человека, переживания и восприятия которого гораздо тоньше
и сложнее в простой жизни. Все, что относится к обслуживанию
повседневной жизни, так же обдумывается лучшими умами, как и важнейшие
проблемы науки. Мы последовали общему пути эволюции животного мира,
которое было направлено на освобождение внимания путем автоматизации
движений, развития рефлексов в работе нервной системы организма.
Автоматизация производительных сил общества создала аналогичную
рефлекторную систему управления в экономическом производстве и
позволила множеству людей заниматься тем, что является основным делом
человека, - научными исследованиями. Мы получили от природы большой
исследовательский мозг, хотя вначале он был предназначен только для
поисков пищи и исследования ее съедобности.
- Хорошо! - шепнула Эвда Наль и тут увидела дочь.
Девушка, ничего не подозревая, задумчиво смотрела на волнистую
поверхность оконного стекла, не дававшую возможности видеть что-либо
вне класса.
Веда Конг с любопытством сравнивала ее с матерью. Те же прямые
длинные черные волосы, переплетенные у дочери голубой нитью и
подвязанные двумя большими петлями. Тот же сужавшийся книзу овал лица,
в котором было что-то детское от слишком широкого лба и выступавших
под висками скул. Снежно-белая кофточка из искусственной шерсти
подчеркивала темноватую бледность ее кожи и резкую черноту глаз,
бровей и ресниц. Ожерелье красного коралла гармонировало с безусловно
оригинальной внешностью этой девушки.
Дочь Эвды была одета в такие же широкие и короткие, выше колен,
штаны, как и все в классе, только отличавшиеся красной бахромой,
вшитой в боковые швы.
- Индейское украшение, - шепнула Эвда Наль на вопросительную
улыбку подруги.
Эвда и Веда поспешили отступить в коридор: из класса, закончив
лекцию, выходила учительница. Следом устремились несколько учеников,
среди них и дочь Эвды. Внезапно девушка замерла, увидев мать - свою
гордость и всегдашний пример для подражания. Эвда не знала, что в
школе существовал кружок ее почитателей, решивших идти в жизни той же
дорогой, что и знаменитая Эвда Наль.
- Мама! - прошептала девушка и, бросив застенчивый взгляд на
спутницу матери, прильнула к Эвде.
Учительница остановилась и подошла ближе.
- Я должна уведомить школьный совет, - сказала она, не подчиняясь
протестующему жесту Эвды Наль. - Мы извлечем некую пользу из вашего
приезда.
- Лучше извлекайте пользу вот из кого. - Эвда представила Веду
Конг.
Учительница истории залилась румянцем и стала совсем юной.
- Очень хорошо! - Она пыталась сохранить деловой тон. - Школа
накануне выпуска старших групп. Жизненное напутствие Эвды Наль в
сочетании с обзором древних культур и рас, данным Ведой Конг, - удача
для нашей молодежи! Правда, Pea?
Дочь Эвды захлопала в ладоши. Учительница устремилась легкой
побежкой гимнастки в служебные помещения, находившиеся в длинной
прямой пристройке.
- Pea, ты пропустишь труд, и мы погуляем в саду? - предложила
Эвда дочери. - Я не успею навестить тебя еще раз до выбора тобой
подвигов. В прошлый раз мы окончательно не решили...
Pea безмолвно взяла мать за руку. Занятия в каждом цикле школы
чередовались с уроками труда. Сейчас был один из любимых уроков Реи -
шлифовка оптических стекол, но что могло быть интереснее и важнее
приезда матери?
Веда пошла к видневшейся вдали маленькой астрономической
обсерватории, оставив мать и дочь наедине. Pea, по-детски прильнув к
сильной руке матери, шла рядом, сосредоточенно думая.
- Где твой маленький Кай? - спросила Эвда, и девушка заметно
опечалилась.
Кай был ее учеником. Старшие школьники навещали расположенные
поблизости школы первого или второго циклов и наблюдали за учением и
воспитанием выбранных подопечных. При тщательности воспитания
интегральная помощь учителям была необходима.
- Кай перешел во второй цикл и уехал далеко отсюда. Мне так
жалко... Зачем нас переводят с одного места в другое каждые четыре
года, от цикла к циклу?
- Ты же знаешь, что психика утомляется и тупеет в однообразии
впечатлений.
- Я только не понимаю, почему первый из четырех трехлетних циклов
носит название нулевого - ведь в нем происходит тоже очень важный
процесс воспитания и обучения малышей от года до четырех.
- Старое и неудачное название. Но мы избегаем менять
установившиеся термины без крайней нужды. Это всегда влечет за собою
ненужную трату человеческой энергии. Оберегать человечество от этого
призван каждый без исключения.
- Но ведь разделение циклов - они учатся и живут отдельно, их
постоянные переезды с места на место - тоже большая трата сил?
- С лихвой окупающаяся обстановка восприятия, полезного эффекта
обучения, которые иначе с каждым годом неизбежно падают. Вы, маленькие
люди, по мере роста и воспитания превращаетесь в качественно различные
существа. Совместная жизнь разных возрастных групп мешает воспитанию и
раздражает самих учащихся. Мы свели разницу к минимуму, разделив детей
на четыре возрастных цикла, и все же это несовершенно. Но посоветуемся
сначала о твоих мечтах и делах. Мне придется прочитать всем вам
лекцию, и, может быть, твои вопросы разъяснятся сами собой.
Pea стала поверять матери свои сокровенные думы с открытой
доверчивостью ребенка эры Кольца, никогда не испытавшего обидной
насмешки или непонимания. Девушка была воплощением юности, ничего еще
не знающей о жизни, но уже полной задумчивого ожидания. С исполнением
семнадцатилетия девушка кончала школу и вступала в трехлетний период
подвигов Геркулеса, выполняя работу уже среди взрослых. После подвигов
окончательно определялись влечения и способности. Тогда следовало
двухлетнее высшее образование, дававшее право на самостоятельную
работу в избранной специальности. За долголетнюю жизнь человек успевал
пройти высшее образование по пяти-шести специальностям, меняя род
работы, но от выбора первой и трудной деятельности - Геркулесовых
подвигов - зависело многое. Поэтому они выбирались после тщательного
обдумывания и обязательно со старшим советчиком.
- Вы уже прошли выпускные психологические испытания? - сдвигая
брови, спросила Эвда.
- Прошли. У меня от двадцати до двадцати четырех в первых восьми
группах, восемнадцать и девятнадцать в десятой группе и тринадцатой и
даже семнадцать в семнадцатой группе! - гордо воскликнула Pea.
- Это превосходно! - обрадовалась Эвда. - Тебе открыто все. Ты не
переменила выбора первого подвига?
- Нет. Буду медсестрой на острове Забвения, а потом весь наш
кружок, кружок твоих последователей, будет работать в Ютландском
психологическом госпитале.
Эвда не поскупилась на добродушные шутки в адрес ретивых
психологов, но Pea упросила мать стать ментором для членов кружка,
тоже стоявших перед выбором подвигов.
- Мне придется прожить здесь до конца отпуска, - засмеялась Эвда.
- Что будет делать Веда Конг?
Pea вспомнила про спутницу матери.
- Она хорошая, - серьезно сказала Pea, - и почти так же красива,
как ты!
- Гораздо, красивее!
- Нет, я знаю... Вовсе не потому, что ты - моя мама, - настаивала
Pea. - Может быть, с первого взгляда она лучше. Но ты несешь в себе
внутренние силы, каких у Веды Конг еще нет. Я не говорю, что не будет.
Когда будет - тогда...
- Затмит твою маму, как луна звезду?
Pea затрясла головой.
- А разве ты останешься на месте? Ты пройдешь еще дальше ее!
Эвда провела по гладким волосам, заглянув в поднятое к ней лицо
дочери.
- Не достаточно ли восхвалений, дочь? Мы упустим время!..
Веда Конг тихо шла по аллее, углубляясь в рощу широколиственных
кленов, шелестевших влажной тяжелой листвой. Первые призраки вечернего
тумана пытались подняться с близкого луга, но мгновенно развеивались
ветром. Веда Конг думала о подвижном покое природы и о том, как удачно
выбираются всегда места для постройки школ. Важнейшая сторона
воспитания - это развитие острого восприятия природы и тонкого с ней
общения. Притупление внимания к природе - это, собственно, остановка
развития человека, так как, разучаясь наблюдать, человек теряет
способность обобщать. Веда думала об умении учить - драгоценнейшей
способности в эпоху, когда наконец поняли, что образование,
собственно, и есть воспитание и что только так можно подготовить
ребенка к трудному пути человека. Конечно, основа дается врожденными
свойствами, но ведь они могут остаться втуне, без тонкой отделки
человеческой души, создаваемой учителем.
Ученый-историк вернулась к тем уже отдаленным дням, когда она
сама была слепленным из противоречий юным существом третьего цикла,
трепещущим от желания пожертвовать собой и в то же время судящим о
всем мире только от себя, с эгоцентризмом здоровой молодости, "Как
много сделали тогда учителя - поистине нет более высокого дела в нашем
мире!"
Учитель - в его руках будущее ученика, ибо только его усилиями
человек поднимается все выше и делается все могущественнее, выполняя
самую трудную задачу преодоление самого себя, самолюбивой жадности и
необузданных желаний.
Веда Конг повернула к окаймленному соснами маленькому заливу,
оттуда доносились юношеские голоса, и скоро наткнулась на десяток
мальчишек в пластмассовых передниках, усердно обрабатывавших длинный
дубовый брус топорами - инструментами, изобретенными еще в пещерах
каменного века. Юные строители почтительно приветствовали историка и
объяснили, что они, в подражание историческим героям, хотят построить
судно без помощи автоматических пил и сборочных станков. Корабль
предназначается для плавания к развалинам Карфагена, которое они хотят
совершить во время вакаций вместе с учителями истории, географии и
труда.
Веда пожелала успеха корабельщикам и собралась идти дальше.
Вперед выступил высокий и тонкий юноша с совершенно желтыми волосами.
- Вы приехали вместе с Эвдой Наль? Тогда можно мне задать
несколько вопросов?
Веда согласилась.
- Эвда Наль работает в Академии Горя и Радости. Мы проходили
общественную организацию нашей планеты и некоторых других миров, но
нам еще не говорили о значении этой Академии.
Веда рассказала о великом учете, проводимом Академией в жизни
общества, - подсчете горя и счастья в жизни отдельных людей,
исследования горя по возрастным группам. Затем следовал анализ
изменений горя и радости по этапам исторического развития
человечества. Какова бы ни была разнокачественность переживаний, в
массовых итогах, обработанных методами больших чисел - стохастики,
получались важные закономерности. Советы, направлявшие дальнейшее
развитие общества, обязательно старались добиваться лучших
показателей. Только при возрастании радости или ее равновесии с горем
считалось, что развитие общества идет успешно.
- Значит, Академия Горя и Радости самая главная? - спросил другой
мальчик со смелыми и задорными глазами.
Другие засмеялись, и первый собеседник Веды Конг пояснил:
- Оль везде ищет главенство. И сам мечтает о великих начальниках
прошлого.
- Опасный путь, - улыбнулась Веда. - Как историк могу вам
сказать, что эти великие начальники были самыми связанными и
зависимыми людьми.
- Связанными обусловленностью своих действий? - спросил
желтоволосый юноша.
- Именно. Но то было в неравномерно и стихийно развивавшихся
древних обществах ЭРМ и более ранних. Теперь главенства нет потому,
что действия каждого Совета немыслимы без всех остальных Советов.
- А Совет Экономики? Без него никто не может предпринимать ничего
большого, - осторожно возразил смутившийся, но нерастерявшийся Оль.
- Верно, потому что экономика - единственная реальная основа
нашего существования. Но мне кажется, что у вас не совсем правильное
представление о главенстве. Вы уже проходили цитоархитектонику
человеческого мозга?
Юноши ответили утвердительно.
Веда попросила дать ей палку и нарисовала на песке круги основных
управляющих учреждений.
- Вот в центре Совет Экономики. От него проведем прямые связи к
его консультативным органам: АГР - Академия Горя и Радости, АПС -
Академия Производительных Сил, АСПБ - Академия Стохастики и
Предсказания Будущего, АПТ - Академия Психофизиологии Труда. Боковая
связь - с самостоятельно действующим органом - Советом Звездоплавания.
От него прямые связи к Академии Направленных Излучений и внешним
станциям Великого Кольца. Дальше...
Веда расчертила песок сложной схемой и продолжала:
- Разве это не напоминает вам человеческий мозг?
Исследовательские и учетные центры - это центры чувств. Советы -
ассоциативные центры. Вы знаете, что вся жизнь состоит из притяжения и
отталкивания, ритма взрывов и накоплений, возбуждения и торможения.
Главный центр торможения - Совет Экономики, переводящий все на почву
реальных возможностей общественного организма и его объективных
законов. Это взаимодействие противоположных сил, сведенное в
гармоническую работу, и есть наш мозг и наше общество - то и другое
неуклонно движется вперед. Когда-то давно кибернетика, или наука об
управлении, смогла свести сложнейшие взаимодействия и превращения к
сравнительно простым действиям машин. Но чем больше развивалось наше
знание, тем сложнее оказывались явления и законы термодинамики,
биологии, экономики и навсегда исчезали упрощенные представления о
природе или процессах общественного развития.
Юноши слушали Веду не шелохнувшись.
- Что же главное в таком устройстве общества? - обратилась она к
любителю начальников,
Тот смущенно молчал, но первый юноша поспешил на выручку.
- Движение вперед! - храбро объявил он, и Веда восхитилась.
- Приз за превосходный ответ! - воскликнула она и, оглядев себя,
сняла с левого плеча застежку из эмали, изображавшую белого альбатроса
над голубым морем. Молодая женщина протянула вещицу юноше на раскрытой
ладони.
Тот замялся в нерешительности.
- На память о сегодняшнем разговоре и о движении вперед! -
настаивала Веда, и юноша взял альбатроса.
Придерживая отпадающий наплечник блузки, Веда направилась обратно
в парк. Застежка была подарком Эрга Ноора, и внезапное стремление
отдать ее означало многое, в том числе и странное желание скорее
сбросить с себя прежнее, ушедшее или уходящее, которое знала за собой
Веда.
Круглый зал в центре здания собрал все население школьного
городка. Эвда Наль в черном платье встала на центральное возвышение,
освещенное сверху, и спокойно обвела взглядом ряды амфитеатра.
Аудитория замерла, слушая ее негромкий, ясный голос. Орущие усилители
употреблялись лишь в технике безопасности. Необходимость больших
аудиторий отпала с развитием телевизионных стереотелефонов ТВФ.
- Семнадцать лет - перелом жизни. Скоро вы произнесете
традиционные слова в собрании Ирландского округа: "Вы, старшие,
позвавшие меня на путь труда, примите мое умение и желание, примите
мой труд и учите меня среди дня и среди ночи. Дайте мне руку помощи,
ибо труден путь, и я пойду за вами". В этой древней формуле между
строк заключено очень многое, и сегодня мне следует сказать вам об
этом.
Вас с детства учат диалектической философии, когда-то в секретных
книгах античной древности называвшейся "Тайной Двойного". Считалось,
что ее могуществом могут владеть лишь "посвященные" - сильные,
умственно и морально высокие люди. Теперь вы с юности понимаете мир
через законы диалектики, и ее могучая сила служит каждому. Вы пришли в
жизнь в хорошо устроенном обществе, созданном поколениями миллиардов
известных тружеников и борцов за лучшую жизнь. Пятьсот поколений
прошло со времени образования первых обществ с разделением труда. За
это время смешались различные расы и народности. Капля крови, как
говорили в старину, - наследственные механизмы, скажем мы теперь, -
есть в каждом из вас от каждого народа. Была проделана гигантская
работа по очищению наследственности от последствий неосторожного
пользования излучениями и от распространенных прежде болезней,
проникавших в ее механизмы.
Воспитание нового человека - это тонкая работа с индивидуальным
анализом и очень осторожным подходом. Безвозвратно прошло время, когда
общество удовлетворялось кое-как, случайно воспитанными людьми,
недостатки которых оправдывались наследственностью, врожденной
природой человека. Теперь каждый дурно воспитанный человек - укор для
всего общества, тягостная ошибка большого коллектива людей.
Но вам, еще не освободившимся от возрастного эгоцентризма и
переоценки своего "я", следует ясно представить, как много зависит от
вас самих, насколько вы сами - творцы своей свободы и интереса своей
жизни. Выбор путей у вас очень широк, но эта свобода выбора вместе с
тем и полная ответственность за выбор. Давно исчезли мечты
некультурного человека о возвращении к дикой природе, о свободе
первобытных обществ и отношений. Перед человечеством, объединившим
колоссальные массы людей, стоял реальный выбор: или подчинить себя
общественной дисциплине, долгому воспитанию и обучению, или погибнуть
- других путей для того, чтобы прожить на нашей планете, хотя ее
природа довольно щедра, нет! Горе-философы, мечтавшие о возвращении
назад, к первобытной природе, не понимали и не любили природу
по-настоящему, иначе они знали бы ее беспощадную жестокость и
неизбежное уничтожение всего, не подчинившегося ее законам.
Перед человеком нового общества встала неизбежная необходимость
дисциплины желаний, воли и мысли. Этот путь воспитания ума и воли
теперь так же обязателен для каждого из нас, как и воспитание тела.
Изучение законов природы и общества, его экономики заменило личное
желание на осмысленное знание. Когда мы говорим: "Хочу", - мы
подразумеваем: "Знаю, что так можно".
Еще тысячелетия тому назад древние эллины говорили: метрон -
аристон, то есть самое высшее - это мера. И мы продолжаем говорить,
что основа культуры - это понимание меры во всем.
С возрастанием уровня культуры ослабевало стремление к грубому
счастью собственности, жадному количественному увеличению обладания,
быстро притупляющемуся и оставляющему темную неудовлетворенность.
Мы учим вас гораздо большему счастью отказа, счастью помощи
другому, истинной радости работы, зажигающей душу. Мы помогали вам
освободиться от власти мелких стремлений и мелких вещей и перенести
свои радости и огорчения в высшую область - творчество.
Забота о физическом воспитании, чистая, правильная жизнь десятков
поколений избавили вас от третьего страшного врага человеческой
психики - равнодушия пустой и ленивой души. Заряженные энергией, с
уравновешенной, здоровой психикой, в которой в силу естественного
соотношения эмоций больше доброты, чем зла, вы вступаете в мир на
работу. Чем лучше будете вы, тем лучше и выше будет все общество, ибо
тут взаимная зависимость. Вы создадите высокую духовную среду как
составляющие частицы общества, и оно возвысит вас самих. Общественная
среда - самый важный фактор для воспитания и учения человека. Ныне
человек воспитывается и учится всю жизнь, и восхождение общества идет
быстро.
Эвда Наль приостановилась, пригладила волосы тем же жестом, что и
сидевшая, не сводя с нее глаз, Pea, затем снова заговорила:
- Когда-то люди называли мечтами стремление к познанию
действительности мира. Вы будете так мечтать всю жизнь и будете
радостны в познании, движении, в борьбе и труде. Не обращайте внимания
на спады после взлетов души, потому что это такие же закономерные
повороты спирали движения, как и во всей остальной материи.
Действительность свободы сурова, но вы подготовлены к ней дисциплиной
вашего воспитания и учения. Поэтому вам, сознающим ответственность,
дозволены все те перемены деятельности, которые и составляют личное
счастье. Мечты о тихой бездеятельности рая не оправдались историей,
ибо они противны природе человека-борца. Были и остались свои
трудности для каждой эпохи, но счастьем для всего человечества стало
неуклонное и быстрое восхождение к все большей высоте знания и чувств,
науки и искусства.
Эвда Наль кончила лекцию и сошла вниз, к передним сиденьям, где
ее приветствовала Веда Конг, как Чару на празднике. И все
присутствовавшие встали, повторяя этот жест, словно высказывая
восхищение невиданным искусством.
Глава десятая
ТИБЕТСКИЙ ОПЫТ
Установка Кора Юлла находилась на вершине плоской горы, всего в
километре от Тибетской обсерватории Совета Звездоплавания. Высота в
четыре тысячи метров не позволяла существовать здесь никакой древесной
растительности, кроме привезенных с Марса черновато-зеленых безлистных
деревьев с загнутыми внутрь, к верхушке, ветвями. Светло-желтая трава
клонилась под ветром к долине, а эти обладающие железной упругостью
пришельцы чужого мира стояли совершенно неподвижно. По откосам горных
склонов текли каменные реки из кусков рассыпавшихся скал. Поля, пятна
и полосы снега сияли особенной белизной, которую приобретает чистый
горный снег под сверкающим небом.
За остатками стен из трещинноватого диорита - развалинами
монастыря, с изумительной дерзостью построенного на этой высоте,
возвышалась стальная трубчатая башня, поддерживавшая две ажурные дуги.
На них, открытая в небо наклонной параболой, сверкала огромная спираль
бериллиевой бронзы, усеянная блестящими белыми точками рениевых(56)
контактов. Вплотную к первой спирали прилегла вторая, обращенная
открытой стороной к почве и прикрывавшая восемь больших конусов из
зеленоватого боразонового сплава. Сюда шли ответвления подводящих
энергию труб шестиметрового сечения. Долину пересекали столбы с
направляющими кольцами - временный отвод от магистрали обсерватории,
принимавшей во время передачи энергию всех станций планеты. Рен Боз,
скребя пальцами в лохматой голове, с удовлетворением разглядывал
изменения в прежней установке. Сооружение было собрано силами
добровольцев в невероятно короткий срок. Самым трудным оказалось
строительство глубоких открытых траншей, вырезанных в неуступчивом
камне горы без доставки сюда больших горных машин, но теперь и это
миновало. Добровольцы, естественно ожидавшие в награду зрелища
великого опыта, отправились подальше от установки и облюбовали для
своих палаток пологий склон горы к северу от здания обсерватории.
Мвен Мас, в чьих руках находились все связи космоса, сидел на
холодном камне напротив физика и, слегка поеживаясь, рассказывал
новости Кольца. Спутник 57 последнее время использовался для
поддержания связи со звездолетами и планетолетами и не работал для
Кольца. Мвен Мас сообщил о гибели Влихх оз Ддиза у звезды Э, и усталый
физик оживился.
- Высшее напряжение тяготения в звезде Э при дальнейшей эволюции
светила ведет к сильнейшему разогреву. Получается фиолетовый
сверхгигант чудовищной силы, преодолевающий колоссальное тяготение. У
него уже нет красной части спектра - несмотря на мощность
гравитационного поля, волны лучей света не удлиняются, а
укорачиваются.
- Становятся крайними фиолетовыми, - согласился Мвен Мас, - и
ультрафиолетовыми.
- Не только. Процесс идет дальше. Все более мощными становятся
кванты, наконец преодолевается переход нуль-поле и получается зона
антипространства - вторая сторона движения материи, неизвестная у нас
на Земле из-за ничтожности наших масштабов. Мы не смогли бы достичь
ничего подобного, если бы сожгли весь водород океана Земли.
Мвен Mac молниеносно проделал в уме сложнейший подсчет.
- Пятнадцать тысяч триллионов тонн воды перечислим на энергию
водородного цикла по принципу относительности - масса/энергия, грубо -
триллион тонн энергии. Солнце в минуту дает двести сорок миллионов
тонн - всего десятилетнее излучение Солнца!
Рен Боз довольно усмехнулся.
- А сколько же даст голубой сверхгигант?
- Затрудняюсь подсчитать. Но судите сами. В Большом Магеллановом
Облаке есть скопление НГК 1910 около туманности Тарантул... Простите
меня, я привык сам с собой оперировать древними названиями и
обозначениями звезд.
- Совершенно неважно.
- Вообще туманность Тарантул настолько ярка, что если бы она
находилась на месте известной каждому туманности Ориона, то она
светила бы так же, как полная луна. В звездном скоплении 1910
диаметром всего в семьдесят парсек не менее сотни сверхгигантских
звезд. Там находится двойной голубой сверхгигант ЭС Золотой Рыбы с
яркими линиями водорода в спектре и темными у фиолетового края. Он
больше орбиты Земли, со светимостью полмиллиона наших солнц! Вы имели
в виду именно такую звезду? В этом же скоплении есть еще большие по
размеру звезды, с орбиту Юпитера диаметром, но они только еще
разогреваются после Э-состояния.
- Оставим в покое сверхгиганты. Люди тысячелетия смотрели на
кольцевые туманности в Водолее, Большой Медведице и Лире и не
понимали, что перед ними нейтральные поля нуль-гравитации по закону
репагулюма - перехода между тяготением и антитяготением. Там именно и
скрывалась загадка нуль-пространства.
Рен Боз вскочил с порога блиндажа управления, сложенного из
больших, залитых силикатом глыб.
- Я отдохнул. Можно начинать!
Сердце Мвена Маса забилось, волнение сдавило горло. Африканец
глубоко и прерывисто вздохнул. Рен Боз остался спокойным, только
лихорадочный блеск его глаз выдавал концентрацию мысли и воли, которую
собирал в себе физик, приступая к опасному делу.
Мвен Мас сжал большой рукой маленькую крепкую кисть Рен Боза.
Кивок головы, и силуэт заведующего внешними станциями показался уже на
спуске горы, по дороге к обсерватории. Холодный ветер зловеще завыл,
скатываясь с обледенелых горных гигантов, стороживших долину. Дрожь
пронизала Мвена Маса. Он невольно ускорил свои и без того быстрые
шаги, хотя торопиться было некуда: опыт начинался после захода солнца.
Мвен Мас удачно связался со спутником 57 по радио лунного
диапазона. Установленные на станции отражатели и направляющие
фиксировали Эпсилон Тукана за те несколько минут движения спутника от
тридцать третьего градуса северной широты до Южного полюса, в которые
звезда была видна с его орбиты.
Мвен Мас занял место за пультом в подземной комнате, очень
похожей на такую же в Средиземноморской обсерватории.
Пересматривая в тысячный раз листы с данными о планете звезды
Эпсилон Тукана, Мвен Мас методически проверил вычисленную орбиту
планеты и снова связался со спутником, условившись, что в момент
включения поля наблюдатели спутника 57 будут очень медленно изменять
направление по дуге, в четыре раза большей параллакса звезды.
Медленно тянулось время. Мвен Мас никак не мог отделаться от дум
о Бете Лоне - преступном математике. Но вот на экране ТВФ появился Рен
Боз у пульта опытной установки. Его жесткие волосы торчали более
обычного.
Предупрежденные диспетчеры энергостанций сообщили готовность.
Мвен Мас взялся за рукоятки пульта, но движение Рен Боза на экране
остановило его.
- Надо предупредить резервную Ку-станцию на Антарктиде. Наличной
энергии не хватит.
- Я сделал это, она готова.
Физик размышлял еще несколько секунд:
- На Чукотском полуострове и на Лабрадоре построены станции
Ф-энергии. Если бы договориться с ними, чтобы включить в момент
инверсии поля, - я боюсь за несовершенство аппарата...
- Я сделал это.
Рен Боз просиял и махнул рукой.
Исполинский столб энергии достиг спутника 57. В гемисферном
экране обсерватории появились возбужденные молодые лица наблюдателей.
Мвен Мас приветствовал отважных людей, проверил совпадение и
следование столба энергии за спутником. Тогда он переключил мощность
на установку Рен Боза. Голова физика исчезла с экрана.
Индикаторы забора мощности склоняли свои стрелки направо,
указывая на непрерывное возрастание конденсации энергии. Сигналы
горели все ярче и белее. Как только Рен Боз подключил один за другим
излучатели поля, указатели наполнения скачками падали к нулевой черте.
Захлебывающийся звон с опытной установки заставил вздрогнуть Мвена
Маса. Африканец знал, что делать. Движение рукоятки, и вихревая
мощность Ку-станции влилась в угасающие глаза приборов, оживила их
падающие стрелки. Но едва Рен Боз включил общий инвентор, как стрелки
прыгнули к нулю. Почти инстинктивно Мвен Мас подключил сразу обе
Ф-станции.
Ему показалось, что приборы погасли, странный бледный свет
наполнил помещение. Звуки прекратились. Еще секунда, и тень смерти
прошла по сознанию заведующего станциями, притупив ощущения. Мвен Мас
боролся с тошнотворным головокружением, стиснув руками край пульта,
всхлипывая от усилий и ужасающей боли в позвоночнике. Бледный свет
стал разгораться ярче с одной стороны подземной комнаты, с какой -
этого Мвен Мас не смог определить или забыл. Может быть, от экрана или
со стороны установки Рен Боза...
Вдруг точно разодралась колеблющаяся завеса - и Мвен Мас
отчетливо услышал плеск волн. Невыразимый, незапоминаемый запах проник
в его широко раздувшиеся ноздри. Завеса сдвинулась налево, а в углу
колыхалась прежняя серая пелена. Необычайно реальные встали высокие
медные горы, окаймленные рощей бирюзовых деревьев, а волны фиолетового
моря плескались у самых ног Мвена Маса. Еще левее сдвинулась завеса, и
он увидел свою мечту. Краснокожая женщина сидела на верхней площадке
лестницы за столом из белого камня и, облокотясь на его полированную
поверхность, смотрела на океан. Внезапно она увидела - ее широко
расставленные глаза наполнились удивлением и восторгом. Женщина
встала, с великолепным изяществом выпрямив свой стан, и протянула к
африканцу раскрытую ладонь. Грудь ее дышала глубоко и часто, и в этот
бредовый миг Мвен Мас вспомнил Чару Нанди.
- Оффа алли кор!
Мелодичный, нежный и сильный голос проник в сердце Мвена Маса. Он
открыл рот, чтобы ответить, но на месте видения вздулось зеленое
пламя, сотрясающий свист пронесся по комнате. Африканец, теряя
сознание, почувствовал, как мягкая, неодолимая сила складывает его
втрое, вертит, как ротор турбины, и, наконец, сплющивает о нечто
твердое... Последней мыслью Мвена Маса была участь станции и Рен
Боза...
Находившиеся поодаль на склоне сотрудники обсерватории и
строители видели очень мало. В глубоком тибетском небе промелькнуло
нечто затемнившее свечение звезд. Какая-то невидимая сила обрушилась
сверху на гору с опытной установкой. Там она приняла очертания вихря,
который захватил массу камней. Черная воронка с километр в
поперечнике, точно выброшенная из гигантской гидравлической пушки,
пронеслась к зданию обсерватории, взмыла вверх, завернулась назад и
снова ударила по горе с установкой, вдребезги разбив все сооружение и
разметав обломки. Мгновение спустя все стихло. В наполненном пылью
воздухе остался запах горячего камня и гари, смешавшийся со странным
ароматом, напоминавшим запах цветущих берегов тропических морей.
На месте катастрофы люди увидели, что по долине между горой и
обсерваторией идет широкая борозда с оплавленными краями, а обращенный
к долине склон горы начисто оторван. Здание обсерватории осталось
целым. Борозда достигла юго-восточной стены, разрушила
распределительную галерею памятных машин и уперлась в купол подземной
камеры, залитой четырехметровым слоем плавленого базальта. Базальт был
сточен, будто на исполинском шлифовальном станке. Но часть слоя
уцелела, спасши Мвена Маса и подземную комнату от полного уничтожения.
Ручей серебра застыл в углублении почвы - это расплавились
предохранители приемной энергостанции.
Скоро удалось восстановить кабели аварийного освещения. При свете
прожектора на маяке подъездной дороги люди увидели поразительное
зрелище - металл конструкций опытной установки был размазан по борозде
тонким слоем, отчего она сверкала, будто хромированная. В отвесный
обрыв отрезанного, точно ножом, склона горы вдавился кусок бронзовой
спирали. Камень расплылся стекловатым слоем, как сургуч под горячей
печатью. Погруженные в него витки красноватого металла с белыми
зубцами рениевых контактов сверкали в электрическом свете вделанным в
эмаль цветком. От взгляда на это ювелирное изделие двухсот метров в
диаметре ощущался страх перед неведомой, действовавшей здесь силой.
Когда расчистили заваленный обломками спуск в подземную камеру,
то нашли Мвена Маса на коленях, уткнувшим голову в камень нижней
ступеньки. Видимо, заведующий внешними станциями в момент прояснения
сознания делал попытки выбраться. Среди добровольцев отыскались врачи.
Могучий организм африканца с помощью не менее могучих лекарств
справился с контузией. Мвен Мас встал, дрожа и шатаясь, поддерживаемый
с обеих сторон.
- Рен Боз?..
Обступившие ученого люди помрачнели. Заведующий обсерваторией
хрипло ответил:
- Рен Боз жестоко изуродован. Вряд ли долго проживет...
- Где он?
- Нашли за горой, на ее восточном склоне. Должно быть, его
выбросило из помещения. На вершине горы более ничего нет... даже
развалины стерты начисто.
- И Рен Боз лежит там же?
- Его нельзя трогать. Раздроблены кости, сломаны ребра...
- Что такое?
- Живот распорот, и вывалились внутренности...
Ноги Мвена Маса подкосились, и он судорожно ухватился за шеи
державших его людей. Но воля и разум действовали.
- Рен Боза надо спасать во что бы то ни стало! Это величайший
ученый!..
- Мы знаем. Там пятеро врачей. Над ним поставили стерильную
операционную палатку. Рядом лежат двое пожелавших дать кровь.
Тиратрон, искусственное сердце и печень уже работают.
- Тогда ведите меня в переговорную. Соединитесь с мировой сетью и
вызовите центр информации северного пояса. Как спутник пятьдесят семь?
- Вызывали. Он молчит.
- Разыщите спутник в телескопе и рассмотрите при большом
увеличении в электронном инверторе...
- Машины серьезно повреждены, и новых записей на индикаторе нет.
- Все погибло, - прошептал Мвен Мас, опуская голову.
Ночной дежурный северного центра информации увидел на экране
измазанное кровью лицо с лихорадочно блестевшими глазами. Он тщательно
всмотрелся, прежде чем смог узнать заведующего внешними
станциями широко известную на планете личность.
- Мне нужно председателя Совета Звездоплавания Грома Орма и Эвду
Наль, психиатра.
Дежурный кивнул и принялся оперировать с кнопками и варньерами
памятной машины. Ответ пришел через минуту.
- Гром Орм готовит материалы и ночует в жилом Доме Совета.
Вызвать Совет?
- Вызывайте. А Эвда Наль?
- Она находится в четыреста десятой школе, в Ирландии. Если
нужно, я попробую вызвать ее, - дежурный посмотрел на схему, - к
переговорному пункту 5654СП.
- Очень нужно! Дело жизни и смерти!
Дежурный оторвался от своих схем.
- Случилось несчастье?
- Большое несчастье!
- Я передаю дежурство своему помощнику, а сам займусь
исключительно вашим делом. Ждите!
Мвен Мас опустился на придвинутое кресло, собирая мысли и силы. В
комнату вбежал заведующий обсерваторией.
- Только что фиксировали положение спутника пятьдесят семь. Его
нет!
Мвен Мас встал, как будто не получил никаких повреждений.
- Остался кусок передней части - порт для приема кораблей, -
продолжался убийственный доклад. - Он летит по той же орбите.
Вероятно, есть еще мелкие куски, но они пока не обнаружены.
- Значит, наблюдатели?..
- Несомненно, погибли!
Мвен Мас сжал кулаками нестерпимо болевшие виски. Прошло
несколько томительных минут молчания. Экран вспыхнул снова.
- Гром Орм у аппарата Дома Советов, - сказал дежурный и повернул
рукоятку.
На экране, отразившем большой, тускло освещенный зал, возникла
характерная, всем знакомая голова председателя Совета Звездоплавания.
Узкое, будто разрезающее пространство лицо с крупным горбатым носом,
глубокие глаза под скептическими угловатыми бровями, волевой изгиб
твердо сжатых губ.
Мвен Мас под взглядом Грома Орма опустил голову, как
набедокуривший мальчишка.
- Только что погиб спутник пятьдесят семь! - Африканец бросился в
признание, как в темную воду.
Гром Орм вздрогнул, и его лицо стало еще острее.
- Как это могло случиться?
Мвен Мас сжато и точно рассказал все, не утаив запретности опыта
и не щадя себя. Брови председателя Совета сошлись вместе, вокруг рта
обозначились длинные морщины, но взгляд оставался спокойным.
- Подождите, я поговорю о помощи Рен Бозу. Вы думаете, что Аф
Нут...
- О если бы Аф Нут!
Экран потускнел. Потянулось ожидание. Мвен Мас заставлял себя
держаться из последних сил. Ничего, скоро... Вот и Гром Орм!
- Я нашел Аф Нута и дал ему планетолет. Не меньше часа ему надо
на подготовку аппаратуры и ассистентов. Через два часа Аф Нут будет в
обсерватории. Теперь о вас - опыт удался?
Вопрос застал африканца врасплох. Он, несомненно, видел Эпсилон
Тукана. Но было ли это реальным соприкосновением с недостижимо далеким
миром? Или же убийственное воздействие опыта на организм и горячее
желание увидеть сочетались вместе в яркой галлюцинации? Может ли он
заявить всему миру, что опыт удался, что нужны новые усилия, жертвы,
расходы на его повторение, что путь, выбранный Рен Бозом, удачнее, чем
у его предшественников? Надеясь на памятные машины, они проводили опыт
только вдвоем, безумцы! А что видел Рен, что может он рассказать?..
Если сможет... если видел!
Мвен Мас стал еще прямее.
- Доказательств, что опыт удался, у меня нет. Что наблюдал Рен
Боз, не знаю...
Откровенная печаль отразилась на лице Грома Орма. За минуту до
того только внимательное, оно стало суровым.
- Что предполагаете делать?
- Прошу разрешить мне немедленно сдать станции Юнию Анту. Я более
недостоин заведовать. Потом - я буду с Рен Бозом до конца... -
Африканец запнулся и поправился: - До конца операции. Затем... затем я
удалюсь на остров Забвения до суда... Я сам уже осудил себя!
- Возможно, вы правы. Но мне неясны многие обстоятельства, и я
воздерживаюсь от суждения. Ваш поступок будет разобран на ближайшем
заседании Совета. Кого вы считаете наиболее способным заменить вас -
прежде всего в восстановлении спутника?
- Лучшей кандидатуры, чем Дар Ветер, не знаю!
Председатель Совета согласно кивнул. Он некоторое время
всматривался в африканца, собираясь еще что-то сказать, но сделал
молчаливый прощальный жест. Экран погас, и вовремя, потому что все
помутилось в голове Мвена Маса.
- Эвде Наль сообщите сами, - прошептал он в сторону стоявшего
рядом заведующего обсерваторией, упал и после тщетных попыток
приподняться замер.
Центром внимания на обсерватории в Тибете сделался небольшой
желтолицый человек с веселой улыбкой и необыкновенной повелительностью
жестов и слов. Прибывшие с ним ассистенты повиновались ему с той
радостью послушания, с какой, вероятно, шли за великими полководцами
древности их верные солдаты. Но авторитет учителя не подавлял их
собственных мыслей и начинаний. Это была необыкновенно слаженная
группа сильных людей, достойных вести борьбу с самым страшным и
неодолимым врагом человека - смертью.
Узнав, что наследственная карта Рен Боза еще не получена, Аф Нут
разразился негодующими восклицаниями, но так же быстро успокоился,
когда ему сообщили, что ее составляет и привезет сама Эвда Наль.
Заведующий обсерваторией осторожно спросил, для чего нужна карта
и чем могут помочь Рен Бозу его далекие предки. Аф Нут хитро
прищурился, изображая интимную откровенность.
- Точное знание наследственной структуры каждого человека нужно
для понимания его психического сложения и прогнозов в этой области. Не
менее важны данные по неврофизиологическим особенностям,
сопротивляемости организма, иммунологии, избирательной
чувствительности к травмам и аллергии к лекарствам. Выбор лечения не
может быть точным без понимания наследственной структуры и условий, в
которых жили предки.
Заведующий что-то хотел еще спросить, но Аф Нут остановил его:
- Я дал ответ для самостоятельного раздумья. На большее нет
времени!
Астроном пробормотал оправдания, которые хирург не стал слушать.
На приготовленной у подошвы горы площадке воздвигалось переносное
здание операционной, подводились вода, ток и сжатый воздух. Огромное
количество рабочих наперебой предлагали свои услуги, и здание собрали
за три часа. Из врачей, бывших строителей установки, помощники Аф Нута
отобрали пятнадцать человек для обслуживания столь быстро воздвигнутой
хирургической клиники. Рен Боза перенесли под прозрачный пластмассовый
купол, полностью стерилизованный и продутый стерильным воздухом,
подававшимся через специальные фильтры. Аф Нут и четыре его ассистента
вошли в первое отделение операционной и оставались там несколько
часов, обрабатываемые бактерицидными волнами и насыщенным
обезвреживающей эманацией воздухом, пока само их дыхание не стало
стерильным. За это время тело Рен Боза было сильно охлаждено. Тогда
началась быстрая и уверенная работа.
Разбитые кости и разорванные сосуды физика соединялись
танталовыми, не раздражающими живую ткань скобками и накладками. Аф
Нут разобрался в повреждениях внутренностей. Лопнувшие кишки и желудок
были освобождены от омертвевших участков, сшиты и помещены в сосуд с
быстро заживляющей жидкостью БЗ14, соответствовавшей соматическим
особенностям организма. После этого Аф Нут приступил к самому
трудному. Он извлек из подреберья почерневшую, проткнутую осколками
ребер печень и, пока ее держали на весу ассистенты, с поразительной
уверенностью отпрепарировал и вытянул тонкие ниточки автономных нервов
симпатической и парасимпатической систем. Малейшее повреждение самой
тонкой веточки могло повести к необратимым и тяжелым разрушениям.
Молниеносным движением хирург перерезал воротную вену, подключив к
обоим ее концам трубки искусственных сосудов. Сделав то же самое с
артериями, Аф Нут поместил печень, соединенную с телом лишь нервами, в
отдельный сосуд с жидкостью БЗ. После пятичасовой операции
искусственная кровь текла в сосудах тела Рен Боза, подгоняемая
собственным сердцем раненого и вспомогательным дубльсердцем -
автоматическим насосом. Теперь стало возможным выжидать заживления
извлеченных органов. Аф Нут не мог просто заменить поврежденную печень
на другую из хранившихся в хирургическом фонде планеты, так как для
приживления нервов нужны были дополнительные исследования, а состояние
больного не позволяло терять лишней минуты. У неподвижного,
распластанного, как препарированный труп, тела остался дежурить один
из хирургов в ожидании, пока закончит стерилизацию сменная группа.
Двери защитной ограды, построенной вокруг операционной, с шумом
раздвинулись, и Аф Нут, щурясь и потягиваясь, как только что
проснувшийся хищный зверь, появился в окружении своих измазанных
кровью помощников. Эвда Наль, утомленная и бледная, встретила его и
протянула наследственную карту. Аф Нут жадно схватил ее, проглядел и
вздохнул.
- Кажется, все будет благополучно. Идемте отдыхать!
- Но... если он очнется?
- Идемте! Очнуться он не может. Разве мы столь тупы, чтобы не
предусмотреть этого?
- Сколько надо ждать?
- Четыре-пять дней. Если биологические определения точны и
расчеты правильны, тогда можно будет оперировать снова, поместив
органы обратно. Потом - сознание...
- Сколько вы сможете здесь пробыть?
- Дней десять. Катастрофа удачно пришлась в момент перерыва
занятий. Воспользуюсь случаем осмотреть Тибет - здесь я еще не бывал.
Моя судьба - жить там, где больше всего людей, то есть в жилом поясе!
Эвда Наль с восторгом взглянула на хирурга. Аф Нут хмуро
улыбнулся.
- Вы смотрите на меня, как, наверное, раньше смотрели на
изображение бога. Не к лицу самой мудрой из моих учениц!
- Я в самом деле по-новому вижу вас. В первый раз, жизнь дорогого
мне человека в руках хирурга, и я хорошо понимаю переживания тех
людей, которые в жизни сталкивались с вашим искусством... Знание
сливается с неповторимым мастерством!
- Хорошо! Восхищайтесь, если вам это нужно. А я успею сделать
вашему физику не только вторую операцию, но и третью...
- Какую третью? - насторожилась Эвда Наль, но Аф Нут, хитро
прищурившись, показал на тропинку, поднимавшуюся от обсерватории.
По ней, опустив голову, ковылял Мвен Мас.
- Вот еще поклонник моего искусства... поневоле. Поговорите с
ним, если не можете отдыхать, а мне необходимо...
Хирург скрылся за выступом холма, где расположился временный дом
прилетевших медиков. Эвда Наль заметила издалека, как осунулся и
постарел заведующий внешними станциями... Нет, Мвен Мас уже больше
ничем не заведует. Она рассказала африканцу все, что сообщил ей Аф
Нут, и тот облегченно вздохнул.
- Тогда и я уеду через десять дней!
- Правильно ли вы поступаете, Мвен? Я еще ошеломлена, чтобы
продумать случившееся, но мне кажется, что ваша вина не требует столь
решительного осуждения.
Мвен Мас болезненно сморщился.
- Я увлекся блестящей теорией Рен Боза. Я не имел права
вкладывать всю силу Земли в первую же пробу.
- Рен Боз доказывал, что с меньшей силой бесполезно было бы
пробовать, - возразила Эвда.
- Это верно, но следовало бы проделать косвенные эксперименты. А
я оказался неразумно нетерпелив и не хотел ждать годы. Не тратьте слов
- Совет подтвердит мое решение, и Контроль Чести и Права не отменит
его.
- Я сама член Контроля Чести и Права!
- Кроме вас, там еще десять человек. А так как мое дело
всепланетное, то вам придется решать соединенными Контролями Юга и
Севера - итого двадцать один человек, помимо вас...
Эвда Наль положила руку на плечо африканца.
- Сядем, Мвен, вы слабы на ногах. Знаете, что когда первые врачи
осмотрели Рена, то они решили собрать консилиум смерти?
- Знаю. Не хватило двух человек. Врачи - консервативный народ, а
по старым положениям, которые еще не додумались отменить, решить
легкую смерть больного могут только двадцать два человека.
- Еще недавно консилиум смерти состоял из шестидесяти врачей!
- Это был пережиток того же страха злоупотреблений, из-за
которого в древности врачи обрекали больных на долгие и напрасные
мучения, а их близких - на тяжелейшие моральные страдания, когда
выхода уже не было и смерть могла бы быть легкой и скорой. Но видите,
как полезна оказалась традиция - двух врачей не хватило, а мне удалось
вызвать Аф Нута... благодаря Грому Орму.
- Именно об этом я и хочу вам напомнить. Ваш консилиум
общественной смерти пока состоит из одного человека!
Мвен Мас взял руку Эвды и поднес к своим губам. Та позволила ему
этот жест большой и интимной дружбы. Сейчас она была одна у него,
сильного, но угнетенного моральной ответственностью. Одна. Если бы на
ее месте оказалась Чара? Нет, чтобы принять Чару сейчас, африканцу
потребовался бы душевный подъем, на который еще не было сил. Пусть все
идет как идет до выздоровления Рен Боза и до Совета Звездоплавания!
- Вам не известно, какая третья операция предстоит Рену? -
переменила Эвда разговор.
Мвен Мас соображал некоторое время, вспоминая беседу с Аф Нутом.
- Он хочет воспользоваться вскрытым состоянием Рен Боза и
очистить организм от накопившейся энтропии. То, что делается медленно
и трудно с помощью физиохемотерапии, в соединении с такой капитальной
хирургией получится несравненно быстрее и основательнее.
Эвда Наль вызвала в памяти все, что знала об основах долголетия -
очистке организма от энтропии. Рыбьи, ящеричные предки человека
оставили в его организме наслоения противоречивых физиологических
устройств, и каждое из них обладало своими особенностями образования
энтропических остатков жизнедеятельности. Изученные за тысячелетия,
эти древние структуры - когда-то очаги старения и болезней - стали
поддаваться энергетической очистке - химическому и лучевому промыванию
и волновой встряске стареющего организма.
В природе освобождение живых существ от увеличивающейся энтропии
и есть необходимость рождения от разных особей, происходящих из
различных мест, то есть из разных наследственных линий. Эта
перетасовка наследственности в борьбе с энтропией и черпание новых сил
из окружающего мира - самая сложная загадка науки, над пониманием
которой уже тысячи лет бились биологи, физики, палеонтологи и
математики. Но биться стоило - возможная продолжительность жизни уже
достигла почти двухсот лет, а самое главное - исчезла изнурительная,
тлеющая старость.
Мвен Мас угадал мысли психиатра.
- Я подумал о новом великом противоречии нашей жизни, - медленно
сказал африканец. - Могущественная биологическая медицина, наполняющая
организм новыми силами, и все усиливающаяся творческая работа мозга,
быстро сжигающая человека. Как все сложно в законах нашего мира!
- Это верно, и поэтому мы задерживаем пока развитие третьей
сигнальной системы человека, - согласилась Эвда Наль. - Чтение мыслей
очень облегчает общение индивидуумов между собой, но требует большой
затраты сил и ослабляет центры торможения. Последнее - самое
опасное...
- И все равно большинство людей - настоящих работников - живут
только половину возможных лет из-за сильнейших нервных напряжений.
Насколько я понимаю, с этим медицина бороться не может - только
запрещать работу. Но кто же оставит работу ради лишних лет жизни?
- Никто, потому что смерть страшна и заставляет цепляться за
жизнь лишь тогда, когда жизнь прошла в бесплодном и тоскливом ожидании
непрожитых радостей, - задумчиво произнесла Эвда Наль, невольно
подумав, что на острове Забвения люди живут, пожалуй, дольше.
Мвен Мас снова понял ее невысказанные мысли и сурово предложил
вернуться на обсерваторию для отдыха. Эвда повиновалась.
...Два месяца спустя Эвда Наль разыскала Чару Нанди в верхнем
зале Дворца информации, похожем на готический храм своими высокими
колоннами. Косые лучи солнца, падавшие сверху, перекрещивались на
половине высоты зала, создавая сияние вверху и мягкий сумрак внизу.
Девушка стояла, опираясь на колонну, сцепив за спиной опущенные
руки и скрестив ноги. Эвда Наль, как всегда, не смогла не оценить ее
простого наряда - короткого, серого с голубым, сильно открытого
платья.
Чара взглянула через плечо на приближавшуюся Эвду, и ее грустные
глаза оживились.
- Зачем вы здесь, Чара? Я думала, вы готовитесь поразить нас
новым танцем, а вас потянуло к географии.
- Время танцев прошло, - серьезно сказала Чара. - Я выбираю
работу в знакомом мне кругу деятельности. Есть место на заводе
искусственного выращивания кожи во внутренних морях Целебеса и на
станции выведения долгоцветных растений в бывшей пустыне Атакама. Мне
было хорошо на работе в Атлантическом океане. Так светло и ясно, так
радостно от силы моря, от бездумного слияния с ним, от ловкой игры и
соревнования с могучими волнами, которые всегда тут, рядом, и стоит
лишь кончить работу...
- Мне тоже стоит поддаться меланхолии, и вспоминается работа в
психологическом санатории в Новой Зеландии, где я начинала совсем юной
медицинской сестрой. И Рен Боз сейчас, после своего ужасного ранения,
говорит, что всего счастливее он был, когда работал регулировщиком
винтолетов. Но ведь вы понимаете, Чара, что это слабость! Усталость от
огромного напряжения, требующегося, чтобы удержаться на той творческой
высоте, которую удалось достичь вам, истинной артистке. Еще сильнее
она будет потом, когда ваше тело перестанет быть таким великолепным
зарядом жизненной энергии. Но пока не перестало, доставляйте всем нам
радость вашего искусства и красоты.
- Вы не знаете, Эвда, каково мне. Каждая подготовка танца -
радостное искание. Я сознаю, что людям еще раз будет отдано нечто
хорошее, которое принесет радость, затронет глубину чувств... Живу
этим. Приходит момент осуществления замысла, и я отдаю всю себя взлету
страсти, горячему и безрассудному... Наверное, это передается
зрителям, и оттого столь сильно воспринимается танец. Всю себя - всем
вам...
- И что же? Потом резкий спад?
- Да! Я точно улетевшая и растворившаяся в воздухе песня. Я не
создаю ничего запечатленного мыслью.
- Есть гораздо большее - ваш вклад в души людей!
- Это очень невещественно и недолговечно - я имею в виду самое
себя!
- Вы еще не любили, Чара?
Девушка опустила ресницы.
- Это похоже? - ответила она вопросом.
Эвда Наль покачала головой.
- Я про очень большое чувство, на какое способны вы, но далеко не
все...
- Я понимаю - при большей бедности интеллектуальной жизни мне
остается богатство эмоциональной.
- Существо мысли правильно, но я бы пояснила, что вы так одарены
эмоционально, что другая сторона не будет бедной, хотя, конечно, более
слабой, по естественному закону противоречий. Но мы говорим
отвлеченно, а мне нужно вас по спешному делу, непосредственно
относящемуся к разговору. Мвен Мас...
Девушка вздрогнула.
Эвда Наль взяла Чару под руку и повела в одну из боковых абсид
зала, где отделка темного дерева сурово гармонировала с пестротой
сине-золотых цветных стекол в широких, аркадами, окнах.
- Чара, милая, вы - светолюбивый земной цветок, пересаженный на
планету двойной звезды. По небу ходят два солнца - голубое и красное,
и цветок не знает, к какому же повернуться. Но вы - дочь красного
солнца, и зачем же вам тянуться к голубому?
Эвда Наль сильно и нежно привлекла девушку к своему плечу, и та
вдруг вся прижалась к ней. Знаменитый психиатр с материнской лаской
гладила густые, чуть жестковатые волосы, думая о том, что тысячелетиям
воспитания удалось заменить мелкие личные радости человека на большие
и общие. Но как еще далеко до победы над одиночеством души, особенно
такой вот сложной, насыщенной чувствами и впечатлениями, взращенной
богатым жизнью телом!.. Вслух она сказала:
- Мвен Мас... Вы знаете, что случилось с ним?
- Конечно, вся планета обсуждает его неудачный опыт!
- А вы что думаете?
- Что он прав!
- Я тоже. Поэтому надо его вытащить с острова Забвения. Через
месяц - годовое собрание Совета Звездоплавания. Его вину обсудят и
передадут решение на утверждение Контроля и Права, наблюдающего за
судьбой каждого человека Земли. У меня есть основательная надежда на
мягкое суждение, но надо, чтобы Мвен Мас был здесь. Не годится
человеку со столь же сильными, как у вас, чувствами долго находиться
на острове, тем более в одиночестве!
- Разве я настолько древняя женщина, чтобы строить планы жизни в
зависимости от дел мужчины, пусть избранного мной?
- Чара, дитя мое, не нужно. Я видела вас вместе и знаю, что вы
для него... как и он для вас. Не судите его за то, что он не повидался
с вами, что скрылся от вас. Поймите: каково человеку, такому же, как
вы, прийти к вам, любимой, - это так, Чара! - жалким, побежденным,
подлежащим суду и изгнанию? К вам - одному из украшений Большого Мира!
- Я не о том, Эвда. Нужна ли я ему сейчас - усталому,
надломленному?.. Я боюсь, у него может не хватить сил для большого
душевного подъема, на этот раз не разума, а чувств... для такого
творчества любви, на какое, мне кажется, способны мы оба... Тогда к
нему придет вторая утрата веры в себя, а разлада с жизнью он не
вынесет. И я думала, что мне сейчас лучше быть в пустыне Атакама.
- Чара, вы правы, но лишь с одной стороны. Есть еще одиночество и
излишнее самоосуждение большого и страстного человека, у которого нет
никакой опоры, раз он ушел из нашего мира. Я сама поехала бы туда...
Но у меня - едва живой Рен Боз, и он, как тяжело раненный, имеет
преимущество. Дар Ветер - он назначен строить новый спутник, и в этом
его помощь Мвену Масу. Я не ошибусь, если скажу вам твердо: поезжайте
к нему, не требуя от него ничего, даже ласкового взгляда, никаких
планов на будущее, никакой любви. Только поддержите его, посейте в нем
сомнение в собственной правоте и тогда верните в наш мир. В вас есть
сила сделать это, Чара! Поедете?
Девушка, учащенно дыша, подняла к Эвде Наль детски доверчивые
глаза, в которых стояли слезы.
- Сегодня же!
Эвда Наль крепко поцеловала Чару.
- Вы правы, надо спешить. По Спиральной Дороге мы доедем вместе
до Малой Азии. Рен Боз лежит в хирургическом санатории на острове
Родосе, а вас я направлю в Дейр эз Зор, на базу спиролетов
технико-медицинской помощи, совершающих рейсы в Австралию и Новую
Зеландию. Предвкушаю удовольствие летчика доставить танцовщицу Чару -
увы, не биолога Чару - в любой желаемый пункт...
Начальник поезда пригласил Эвду Наль и ее спутницу в главный пост
управления. По крышам огромных вагонов проходил закрытый силиколловым
колпаком коридор. По нему от одного конца поезда до другого ходили
дежурные, наблюдая за приборами ОЭС. Обе женщины поднялись по винтовой
лестнице, прошли через верхний коридор и попали в большую кабину,
выдававшуюся над обтекателем первого вагона. В хрустальном эллипсоиде
на высоте семи метров над полотном дороги сидели в креслах два
машиниста, разделенные высоким пирамидальным колпаком электронного
водителя-робота. Параболоидные экраны телевизоров позволяли видеть
все, что делается по сторонам и позади поезда. Дрожавшие в крыше усики
антенны предупреждающего устройства должны были донести о появлении
постороннего предмета на дороге за пятьдесят километров, хотя такой
случай мог произойти только при совершенно исключительном стечении
обстоятельств.
Эвда и Чара уселись на диване у задней стенки кабины на полметра
выше сидений машинистов. Обе поддались гипнозу летящей навстречу
широкой Дороги. Гигантский путь рассекал хребты, несся над
низменностями по колоссальным насыпям, пересекал проливы и морские
бухты по низким, глубоко сидевшим в воде эстакадам. На скорости в
двести километров в час лес, посаженный по откосам исполинских выемок
и насыпей, стелился сплошным ковром, красноватым, малахитовым или
темно-зеленым в зависимости от рода деревьев - сосен, эвкалиптов или
олив. Спокойное море Архипелага по обеим сторонам эстакады приходило в
движение от дуновения воздуха, рассеченного вагонами поезда
десятиметровой ширины. Полосы крупной ряби разбегались веерами,
затемняя прозрачную голубую воду.
Обе женщины сидели молча, следя за дорогой, погруженные в свои
думы, полные забот. Так прошло четыре часа. Еще четыре часа они
провели в мягких креслах салона второго этажа, среди других
пассажиров, и расстались на станции недалеко от западного побережья
Малой Азии. Эвда пересела в электробус, доставивший ее в ближайший
порт, а Чара продолжала путь до станции Восточный Тавр - первой
меридиональной ветви. Еще два часа пути, и Чара очутилась на знойной
равнине, в дымке горячего сухого воздуха. Здесь, на окраине бывшей
Сирийской пустыни, находился Дейр эз Зор - аэропорт опасных для
населенных мест спиролетов.
Навсегда запомнила Чара Нанди томительные часы, проведенные в
Дейр эз Зоре в ожидании очередного спиролета. Девушка без конца
обдумывала свои слова и поступки, стараясь представить себе встречу с
Мвеном Масом, строила планы розысков на острове Забвения, где все
исчезло в смене ничем не отмеченных дней.
Наконец внизу разостлались бесконечные поля термоэлементов в
пустынях Нефуд и Руб-эль-Хали - гигантских силовых станций,
превращавших солнечное тепло в электроэнергию. Задернутые ночными и
пылевыми шторками, они выстроились правильными рядами на закрепленных
и выровненных барханных песках, на срезанных с наклоном к югу
плоскогорьях, на лабиринтах засыпных оврагов - памятники гигантской
борьбы человечества за энергию. С освоением новых видов ядерной
энергии П, Ку и Ф время суровой экономии давно миновало. Недвижно
стояли леса ветродвигателей вдоль южного берега Аравийского
полуострова, также составляющие резервную мощность северного жилого
пояса. Спиролет почти мгновенно пересек едва маячившую внизу границу
берега и понесся над Индийским океаном. Пять тысяч километров были
незначительным расстоянием для такой быстроходной машины. Скоро Чара
Нанди, напутствуемая призывами быстрейшего возвращения, выходила из
спиролета, неуверенно переступая ослабевшими ногами.
Заведующий посадочной станцией послал свою дочь вести маленький
лат - так назывались плоские глиссеры - на остров Забвения. Обе
девушки откровенно наслаждались стремительным бегом суденышка по
крупным волнам открытого моря. Лат шел прямо на восточный берег
острова Забвения, к большой бухте, где находилась одна из медицинских
станций Большого Мира.
Кокосовые пальмы, склоняя перистые листья к мерно шелестевшим на
отмелях волнам, приветствовали прибытие Чары. Станция оказалась
безлюдной - все работники уехали в глубь острова на уничтожение
клещей, обнаруженных на лесных грызунах.
При станции находились конюшни. Лошадей разводили для работы в
местах, подобных острову Забвения, или в санаториях, где нельзя было
пользоваться винтолетами из-за шума или наземными электрокарами из-за
отсутствия дорог. Чара отдохнула, переоделась и пошла посмотреть
красивых и редких животных. Там она встретила женщину, ловко
управлявшуюся с машинами - раздатчиком корма и уборщиком. Чара помогла
ей, и женщины разговорились. Девушка расспрашивала о том, как легче и
быстрее разыскать на острове человека, и получила совет:
присоединиться к какому-либо из истребительных отрядов. Они
путешествуют по всему острову и знают его даже лучше местных жителей.
Совет понравился Чаре.
<Предыдущая часть>
<далее>
|